Николя вернулся к месту, где оставила отметину первая пуля. PéBaCaSi старалась отвлечь их внимание, отвести подальше от точки первого выстрела. Она не вчера родилась, так что тело усадила в абсолютно той же позе.

Он посмотрел на пространство в глубине подвала и почувствовал, что ответы где-то там, витают прямо над его сознанием. Внезапно он застыл перед одной из стен. Потом вернулся к папкам и начал в них рыться. Достал цветной снимок пистолета «Хеклер-Кох P30» и внимательно в него всмотрелся:

– Бинго!

Он сел на место мертвеца, представил себе точное положение стрелка напротив. Потом выпрямился, со своим «зиг-зауэром» в руке, и принял позу убийцы: на коленях, лицом к воображаемому трупу, держа оружие прямо перед собой.

Он вспомнил о замечании Шарко в тот вечер, когда обнаружили тело: только левое расположение окна выброса гильз на пистолете могло объяснить, почему гильза оказалась в куче кирпичей, как раз позади него. В таком случае оловянная трубочка задела бы совсем близко расположенную левую стену и потом отлетела бы назад. Одна загвоздка: окно выброса у всех «Хеклер-Кох P30» находилось справа, как и у его «зиг-зауэра».

Николя вихрем помчался наверх, достал ушные затычки из бардачка машины – там же лежала зубная щетка, ватные палочки, расческа и початая упаковка дюжины банок пива, – снова спустился в подвал и занял прежнюю позицию, только вставив затычки в уши. Прицелился в дыру на стене, прижмурил один глаз и выстрелил. Гильза отскочила вправо, подпрыгнула на полу, не долетев и до ближней к входу стены. Даже с учетом того, какая свалка была здесь в ночь смерти Рамиреса, гильза никак не могла оказаться позади него, на уровне кирпичей.

Николя сделал быстрый набросок в блокноте, потом принялся листать баллистический отчет, написанный Ги Демортье, и фотографии улик, приобщенных к делу и опечатанных Франком. Крупный план гильзы, изъятой на уровне кирпичей, сфотографированной той ночью на нейтральном фоне: она была точно марки «Люгер», как и гильза от выстрела в водонапорной башне, именно ее изучал Демортье, и не может быть сомнений, что она соответствует пуле TiZiCu, глубоко ушедшей в стену напротив него.

Но тогда в чем подвох? Где Николя ошибся в своих рассуждениях? Какая-то деталь по-прежнему от него ускользала. Он подобрал собственную гильзу и замер перед пулей в момент, когда собрался ее вытащить. Она почти не углубилась в стену, в отличие от той, которую извлекли в ту ночь из этого же места.

Он вернулся к отметине на потолке. И здесь тоже проникновение снаряда было слабым. Он достал мобильник и позвонил баллистику, который ответил после четвертого гудка.

– Мне очень жаль беспокоить тебя так поздно, но один вопрос никак не дает мне заснуть.

– Слушаю тебя.

– Мы наконец нашли отметину от первого выстрела, PéBaCaSi, на потолке подвала жертвы, в нескольких метрах от другого следа, TiZiCu. Материал, в который попали пули, один и тот же – кирпич. Вот только дырка в потолке совсем не такая глубокая, как в стене. Я не очень разбираюсь в оружии. В чем тут дело, по-твоему?

– Головка монолитная или головка полая.

– То есть?

– Полые головки используются, чтобы нанести максимальное поражение внутри цели, теоретически не выходя из нее. Говорят, что пуля раскрывается при попадании внутрь. Монолитные головки обладают большей пробивной способностью и, как правило, продолжают лететь по своей траектории. Отсюда возможный ущерб для окружающих. Вот почему силы порядка теперь экипируются снарядами с полой головкой. Года так с две тысячи десятого или с две тысячи одиннадцатого, кажется.

Николя посмотрел на сплющенную пулю у себя на ладони. Значит, пуля, попавшая в стену, была монолитной, а та, что в потолке, – с полой головкой. У PéBaCaSi было оружие с патронами того же типа, что и у копов.

– А полые головки очень распространены?

– Вообще-то, их продажа для пистолетов и револьверов запрещена, они предназначались, как я уже сказал, для полиции и армии.

– Значит, стрелок кто-то из наших?

– Да, не исключено, но с уверенностью утверждать нельзя. Я сильно сомневаюсь, что ваш стрелок приобрел эти боеприпасы легально. На черном рынке можно найти полые головки, в основном украденные с военных складов. Их, конечно, меньше, чем монолитных, но все-таки есть. Короче, нельзя сказать точно. Я ответил на твой вопрос?

– Да, спасибо, Ги.

Он дал отбой и застрочил в блокноте, делая пометки и расстраиваясь из-за этой истории с полыми и монолитными головками. Возможно, кто-то из своих… Коп, военный, таможенник? В любом случае человек, знающий, как обмануть следователей и закамуфлировать место преступления. И чертовски хладнокровный к тому же.

Николя прикончил пиво, довольный своей находкой. «Дьявол кроется в мелочах», – сказал тот мужик с пропускного пункта. А собранные воедино мелочи могли привести к разгадке. Не в этом ли был убежден Шарко? Капитан полиции чувствовал, что мало-помалу приближается к PéBaCaSi. Сужает вокруг нее круги.

Маньен и так раскален добела, ему совсем не понравится ни стрельба, ни использование табельного оружия на бывшем месте преступления. Любой выстрел вне стенда должен быть предметом строгого разбирательства. Куча бумаг, и босс вдоволь потешится, влепив ему выговор, ну и прочая хрень в том же роде. Но Николя не собирался доставлять ему такого удовольствия. Эксперимент, проведенный сегодняшним вечером, останется его маленьким секретом: он никому ничего не скажет. Это расследование внутри расследования, из-за которого его упрекали в разбазаривании ресурсов, стало чем-то личным. Он не выпустит свою косточку.

Он подобрал гильзу, сунул ее в карман вместе с пулей, потом, получив сообщение на мобильник, решил сняться с места. В одиннадцатом часу вечера Шене хотел их видеть, чтобы подвести итог вскрытиям.

Смерть.

В ее самых завершенных формах. Без прикрас и ухищрений. Тела сухие, влажные, дряблые, зеленоватые или же ноздреватые мумии, легкие, почти воздушные, словно художественные творения из музея ужасов. Голые фигуры, изрезанные, насколько возможно, хирургическими инструментами, жуткий хоровод лишенных плоти лиц, мерцающих костей, обнаженных сухожилий, разложенных на два ряда столов, как для последнего семейного фото, – билет в одну сторону, в ад.

Франк, Жак и Николя с усталыми лицами, опухшими от постоянного недосыпа, сгрудились в углу, лицом к Армии тьмы[47]. В первых рядах на представлении жестокости этого мира, погруженные в отвратительную вонь – часть атмосферы, вырвавшейся из замогильного нутра, худшая смесь, нечто между растительным и животным, грибом и падалью.

Поль Шене тоже держал удар, он, несгибаемый, прошедший две с половиной тысячи вскрытий – тел вздувшихся, уродливых, новорожденных, утонувших, сгнивших, сгоревших, искромсанных или просто умерших, без затей… Он стоял между двумя рядами, как зловещий школьный учитель в классе зомби. Жак провел часть дня рядом с ним и даже наблюдал, как в складках плоти мухи вылупляются из своих куколок и улетают с веселым жужжанием. Рождение, украденное у пустоты смерти. В природе ничто не пропадает, но все преобразуется.