Как и большинство атлетов, я постоянно испытывал боль, каждый день – сильную, неутихающую боль. Тренажерный зал причинял боль, спринты причиняли боль, беговые упражнения тоже были болью. Боль была всегда. Хуже всего были беговые тренировки в начале сезона. Через день я должен был бегать многочисленные круги по 300 метров как можно быстрее, чтобы развить силу и выносливость организма. Мне позволялся только короткий отдых между забегами, поэтому к концу тренировочной серии я едва выползал с трека. Господи, как это было тяжело. Легенда американского спринта Джесс Овенс однажды сказал: «Иногда 10 секунд тренировки равняются целой жизни». Боль – это было худшее, что постоянно сидело у меня в голове.

По мере того как продолжалась работа, я понимал, что меня мучило не только физическое напряжение – мой мозг также не мог справиться с последствиями неудачного старта. Южная Корея расстроила меня, наверное, даже больше, чем я осознавал, и фальстарт периодически всплывал у меня в сознании. Я беспокоился, что это могло повториться в Лондоне, и меня мучило, как я там среагирую на пистолет. Работа над собой в блоках стала моей навязчивой идеей. Я сказал тренеру, что хотел бы сорваться с блоков как ракета, но эти рассуждения раздосадовали его.

– Послушай, забудь обо всем, что касается старта, – сказал он мне однажды вечером, когда мы обсуждали работу в блоках. – Ты никогда не был отличным стартером, ты всегда был хорошим стартером. В Пекине ты стартовал не очень, но все же выиграл и даже побил мировой рекорд. Поэтому перестань волноваться насчет этого и двигайся вперед.

Но его слова мало помогали. В начале сезона я бежал слишком неровно: 9,82 секунды на чемпионате Ямайки, а в мае 10,04 секунды в Остраве в Чешской республике. Моя реакция на сигнальный выстрел была недостаточно быстрой, но в той гонке все было неудачным: ноги были жесткими, и все со мной было не так. Тем не менее я старался не переживать из-за каждой неудачной гонки – в конце концов, я был просто человек и знал, что не могу устанавливать мировые рекорды на каждом соревновании.

Но я мог выигрывать большинство из них, и на следующих двух соревнованиях в Риме и Осло я победил Асафу со временем 9,76 и 9,79 соответственно. Однако на этот раз в отличие от гонки в Стокгольме четыре года назад, когда у меня было психологическое превосходство, результаты расслабили меня. Я отнесся к ним слишком легкомысленно. Мысль о том, что я снова в хорошей форме, заставила меня снизить интенсивность тренировок, и я пропадал на ночных вечеринках, так же как это было в 2007 году перед Осакой. Разумеется, я выполнял все задания, которые поручал тренер, ходил в Spartan четыре раза в неделю, но редко работал над собой в полную силу. У меня не было особой мотивации, и я вел себя так, словно 2012 год был обычным годом, в то время как он должен был стать одним из важнейших в моей карьере. Мысль о том, что я могу потерять физическую форму так же быстро, как и приобрел, не особо беспокоила меня, и, естественно, спустя какое-то время скорость и сила стали подводить меня.

Не то чтобы я не чувствовал этого с самого начала. Все уже становилось для меня опасным, потому что впереди маячили отборочные соревнования перед Олимпийскими играми, а ямайские бегуны были горячи, очень горячи. Я соревновался вместе с Йоханом Блейком и Асафой, спринтерами Нестой Картером и Михаэлем Фратером. Это были потенциальные чемпионы, и каждый обладал достаточной скоростью, чтобы победить. Считалось, что ямайские отборочные турниры – самые сложные в мире, потому что уровень наших спортсменов очень высок. Для Лондона могли квалифицироваться только три атлета на каждое из спринтерских состязаний.

Мне не стоило обольщаться, соревнования обещали быть непростыми, но за пару недель до этого события я растянул подколенные сухожилия на обеих ногах. Эдди часами работал, разминая мне ноги, и, хотя я прошел все отборочные туры и полуфиналы на Национальном стадионе в Кингстоне, что-то по-прежнему было не в порядке. Я не чувствовал себя в своем обычном нормальном состоянии. Ноги были деревянными, подколенные сухожилия – напряженными, и я не мчался по треку со своей обычной скоростью и энергией.

«Не паникуй, – думал я, готовясь к финалу, – ты сможешь показать себя в полную силу».

Моя уверенность начала расти на самом стадионе: рокот толпы действовал на меня благоприятно. Билеты на все отборочные туры были проданы, и стадион переполняла энергия. Я, конечно, предполагал, что большинство фанатов все-таки поддерживают Асафу, а не Блейка или меня. Кингстон был его родным городом, где болельщики всегда поддерживали выступления Асафы на крупных состязаниях.

Этот спортсмен был сенсационно популярен, я впервые осознал это несколько лет назад на национальных чемпионатах. Тот прием, который ему оказывали, немного меня огорчил, потому что последнее время я побеждал Асафу и ожидал, что меня поддержат больше, но когда мы стояли с ним рядом, толпа выражала свою любовь именно ему. Я не мог с этим смириться и терял концентрацию во время гонки, пытаясь понять, чем же огорчил ямайскую публику.

«Я всегда бегал хорошо, – думал я. – По крайней мере я так считаю… Разве Асафа хоть раз поборол меня на Олимпийских играх?»

В тот день я позабыл свое собственное правило (Прежде всего делай это для себя, а уже потом для Ямайки) и тем самым поставил себя в опасное положение, что чуть не стоило мне первого места.

В этот раз на отборочных турнирах я был готов к такому приему Асафы, и когда разминался с Блейком, то сделал ему дружеское предупреждение.

– Послушай, когда мы туда пойдем, пусть тебя не смущает та любовь, которой они одаривают Асафу, – сказал я. – Это его город. Помни об этом. Как бы плохо ни бегал Асафа, люди всегда будут любить его, поэтому не стоит обольщаться, что все эти люди – твои фанаты.

И я был прав. Когда нас выстроили на старте, мы втроем оказались рядом – плечо к плечу, а Асафа стоял посередине. Спортивный комментатор объявил мое имя, и ликование прокатилось по всем трибунам. Звук приветствий был громким, но не беспредельным. А затем назвали Асафу, и весь стадион словно взорвался от гула. Это было громче, чем все, что я когда-либо слышал до этого. Блейк отклонился назад и встретился со мной глазами. Он осознал реальность популярности Асафы, и мы оба улыбнулись. Мы усвоили этот урок.

Однако как бы я себя ни настраивал и ни заставлял сконцентрироваться, уверенности мне это не прибавило. Когда всех атлетов позвали на свои позиции, Неста Картер оказался слева от меня.

Приготовиться…

Пистолет выстрелил, и Картер немножко выпрыгнул за линии, но быстро отскочил обратно, прежде чем сорваться и побежать. Но одного этого маленького движения было достаточно, чтобы выбить меня из колеи, и я вырвался из блоков последним. Мой старт был таким же плохим, как и во многих других забегах. У меня практически не было сил, и через 50 метров я понял, что победа будет для меня борьбой. Блейк уже вырывался в лидеры.

«Черт, я не догоню Блейка. Я не догоню Блейка…»

Я наблюдал, как этот парень стал мощным топовым бегуном в клубе Racers. Он всегда был хорош на последних 30 метрах сто– и двухсотметровок, практически, как я. Если на тренировках я позволял ему вырваться слишком сильно вперед, то потом мне уже было сложно его догнать. И вот промелькнули 60 метров, и я понял, что первого места мне не видать: он был на три или даже четыре метра впереди, и я еще мог бы как-то побороться, если бы был в отличной форме. Но с Асафой было совсем другое дело.