Я и Степа дружно закивали головами:

— Приезжие, в первый раз, — как пара попугаев-неразлучников повторили мы вслед за буфетчицей.

— Коля, не бузи, чем платить будешь? — уговаривала хозяйка буфета. Она волновалась и, как видно, не зря: только сейчас я обратила внимание на склад поломанных стульев в углу и на яркие пятна на противоположной стене, по цвету напоминающие засохшую кровь.

— Отойди, не мешай! — Коля громко рявкнул на нашу защитницу.

— Николай Степанович, мне после выяснения твоих отношений ремонт делать придется, — буфетчица заломила руки, но Николай Степанович ее игнорировал.

В зале воцарилась угрожающая тишина. Публика развернулась в нашу сторону и с нетерпением ждала, каким образом закончится стычка между местным Колей и приезжими дамочками.

Николай Степанович запыхтел, принял позу дикого кабана перед броском на соперника, наклонил голову и, глядя исподлобья на нас, пошел вперед. Народ, прежде сидевший за соседними столиками, вмиг рассосался, оставляя свободным пространство для битвы. Те посетители, которые сидели за дальними столиками, тоже решили не рисковать, без паники покинули свои места, и отошли ближе к двери.

Кое-что в моей голове прояснилось — Колю здесь знали все, нам только предстояло познакомиться. За моей спиной послышался возбужденный шепот:

— Рупь за сто даю — замочит Коля.

— Да нет, не посмеет.

— Коля, не делай этого, — буфетчица повысила голос.

Надо было спасаться, но выскочить из кафе, не простившись, не в моих правилах, и я как можно хладнокровней сказала:

— Вы можете меня выслушать? Я только хотела сказать, что в свете последних медицинских исследований юношам лучше начинать пить не с пива, а с … вина, желательно сухого и хорошего качества и не более пятидесяти миллилитров в сутки.

— Чего? — неожиданно переспросил Коля. — Какого такого вина?

— Сухого, красного. Вино лучше, чем пиво, полезней. Хотя и пиво богато витаминами, я, кажется, их перечисляла, но в вине их больше, — робко сказала я и отвела глаза от смерти, грозящей нам от ручищ Николая Степановича.

— Да я этого стервеца убью, — заревел Коля, и мощной своей рукой отодвинул меня с прохода. — Деньги у меня выклянчил на кока-колу, а сам пиво втихоря хлещет. Убью!

Сынок и приятели не стали дожидаться, когда папенька дойдет до столика, где они до нашего появления так душевно заседали, похватали со стола бутылки с пивом, соленые сухарики и пулей вылетели из стекляшки.

Николай Степанович решил, что бежать за сыном не стоит, все равно вечером сам домой придет, тогда и состоится мужской разговор без свидетелей. Я мысленно пожалела мальчишку, хотя мозги прочистить ему совсем не мешало бы.

— Откуда такая умная выискалась? Свои дети есть? — Николай Степанович с трудом удерживал взгляд на мне.

— Есть.

— Вот своих и приучай к пиву или вину с десяти лет, а я из своего сына человека сделаю, пить у меня не будет! Я так сказал! — Коля повернулся ко мне спиной и на заплетающихся ногах пошел к своему столику.

Я хотела спросить: «А как же личный пример?», но в последнюю минуту передумала. Рядом со мной стояла буфетчица. Она с облегчением вздохнула:

— Пронесло. Девочки, что заказывать будете?

— Кто это? — я взглядом показала на Колю.

— Николай Степанович? В принципе неплохой мужик, только пьет много.

— Это мы заметили.

— Да нет, ничего вы не знаете. Год назад от него жена ушла, в город уехала. На прощание сказала: «Ты — алкаш, и сына алкашом сделаешь». Сам Коля бросить пить не может, ему лечиться нужно, а сына блюдет, в ежовых рукавицах держит, чтобы жене своей, значит, доказать.

— Что доказать?

— Что отец он хороший и за мальчиком следит.

— Да разве так надо доказывать? — вмешалась в разговор Степа. — Пить бы бросил, делом бы занялся, тогда бы и жена вернулась, и сын по стопам отца не пошел бы.

— Вам легко, городским, говорить. У вас все! А у нас «Дольче вита» только на вывеске. Кто ее, сладкую жизнь, здесь видел? — обиделась на судьбу буфетчица. — Заказывать будете?

— Нет, спасибо, скоро наш автобус, мы пойдем на остановку.

Ехать в автобусе было холодно, к концу поездки ноги у нас окончательно окоченели.

— Степа, а почему мы не взяли такси? — застывшими губами произнесла я.

— А ты его там видела? Я — нет, — последовал ответ.

Она шмыгнула носом и достала из сумочки платок. Кажется, у Степы начинался насморк.

— Сейчас мы приедем домой, ты залезешь в горячую ванную, а я тебе сделаю горячий напиток из красного вина, лимона, меда и корицы. Очень вкусное и целебное снадобье. Называется глинтвейн, он тебя быстро на ноги поставит.

— Скорее свалит. Нет, я теперь, как только мне предложат выпить, Колю вспоминать буду. А вообще мы не о том говорим, этот Коля все мысли нам спутал. Что ты скажешь об Ольге и ее сестре Оксане? А если…?

— Я тоже так думаю. Как бы у мнимой вдовы Богомолова под ванной мы еще один труп не нашли.

— Нет, Марина, давай так далеко не загадывать. Зачем ты это сказала, у меня мурашки по коже побежали.

Остаток пути пролетел незаметно, мы спорили, строили свои домыслы, перебивали друг друга, но в итоге пришли к единому мнению — надо ехать не домой, парить ноги, а к Богомоловой.

В состоянии эйфории, с громко бьющимися сердцами и горящими глазами мы стояли под дверью вдовы Богомолова и с силой давили на кнопку звонка до тех пор, пока за дверью не послышалось шарканье тапок. Секунд десять нас разглядывали в глазок, потом недовольный голос спросил:

— Кто? Разве можно так звонить?

— Ольга Сергеевна, откройте, пожалуйста. Вы нас должны помнить, мы к вам до похорон приходили, открытки приносили.

С минуту из-за двери не раздавалось ни звука — там соображали, открывать непрошеным гостям или нет. Наконец лязгнул замок, дверь медленно приоткрылась, и в проеме появилась заспанное лицо хозяйки. Я на всякий случай втиснула в щель свою ногу, вдруг она передумает с нами разговаривать и захочет захлопнуть дверь.

— Здравствуйте, Оксана Сергеевна, — поздоровалась я и стала ждать ответной реакции, все ближе протискиваясь к дверному проему.

Хозяйка приподняла брови и криво усмехнулась. Она держалась очень хладнокровно. Мне хотелось видеть ее испуганной, затравленной, но я так и не смогла заметить на ее лице ни тени беспокойства, ни боязни разоблачения.

— Что ж, проходите, — она широко распахнула перед нами дверь, пропустила в квартиру и пошла по коридору в гостиную, в комнату, где мы были в первый раз. — Присаживайтесь.