Но Ханну Арендт такие объяснения не удовлетворили. Она обвинила глав еврейских общин в том, что они намеренно участвовали в обмане собратьев, надеясь спасти себя. «То, какую роль сыграли эти люди в уничтожении собственного народа, стало для евреев самой темной страницей в и без того темной истории»,[447] – пишет Арендт. Из ее рассуждений не явствует, что она понимала, насколько тяжело было председателям еврейских советов противостоять неослабевающему гнету со стороны нацистов, которые требовали предоставления все большего и большего числа людей, сопровождая эти требования угрозами усиления карательных мер и обещаниями (почти всегда пустыми) пощадить хотя бы небольшую часть гетто.

Это был один из самых болезненных вопросов, какие затрагивались в зале суда. «Трагедия, которую пережили загнанные в тупик главы еврейских общин, открылась во всей наготе»,[448] – вспоминал Хаузнер. Особенно ярким оказался пример Рудольфа Кастнера, лидера венгерского еврейства. Он отправил в Освенцим более 400 000 людей, но при этом вел с Эйхманом переговоры, результаты которых Ханна Арендт с присущей ей иронией оценила так: «Ровно 1684 спасенных и примерно 476 000 жертв».[449] Выжить удалось самому Кастнеру, его семье и другим, как он их называл, «видным» евреям. Чтобы избранные счастливцы имели возможность выехать в Швейцарию, Кастнер собрал для нацистов большой выкуп. Сам он впоследствии обосновался в Израиле и занял высокий пост в Министерстве торговли и промышленности.

В 1953 году израильский журналист Малкиэль Грюнвальд, уроженец Венгрии, обвинил Кастнера в сотрудничестве с нацистами. Чтобы защитить репутацию государственного служащего, власти подали на Грюнвальда в суд за клевету. Журналист был оправдан, а о Кастнере судья сказал, что тот «продал душу дьяволу».[450] Правительство обжаловало это решение. В 1957 году, когда тяжба все еще продолжалась, Кастнер был убит в Тель-Авиве. Вскоре после этого суд официально его реабилитировал.

Однако в обществе оценка деятельности погибшего так и осталась неоднозначной. По мнению обвинителей Эйхмана, в частности Баха, который в свое время помогал отстаивать интересы Кастнера, факт ведения переговоров о выкупе избранных членов общины лишь показывал, насколько низких методов придерживался нацистский чиновник. Действия руководителей еврейских советов рассматривались прокурорами Эйхмана как вынужденные, а Кастнер был в их глазах героем, спасшим множество жизней.

Арендт же утверждала, что, если бы не помощь лидеров местного еврейства, нацистам было бы гораздо труднее организовать депортацию такого огромного числа людей. На оккупированных территориях царили бы «хаос и разруха», но «количество жертв вряд ли достигло бы 4,5–6 миллионов».[451]

* * *

«Банальность зла» вышла в свет в 1963 году, и на автора сразу обрушился шквальный огонь критики. Обвинители, конечно же, не могли согласиться с ее оценкой личности подсудимого. «То, что он якобы просто подчинялся приказам, – вздор», – заявил Бах. Руководство рейха не назначило бы Эйхмана ответственным за «окончательное решение еврейского вопроса», не имея гарантий его абсолютной преданности делу геноцида. Помощник прокурора подчеркивал, что Эйхман не умерил своего рвения даже тогда, когда война фактически была проиграна и нацистское руководство уже начало заметать следы холокоста. Однако полемизировать с Арендт в прессе и на других общественных площадках Бах предоставил другим.

Контратаку возглавил Майкл Масманно – судья Нюрнбергского процесса, выносивший приговоры руководителям айнзацгрупп – специальных подразделений, которые проводили массовые казни в Восточной Европе до введения в эксплуатацию газовых камер. После поимки Эйхмана Масманно написал книгу «Специальные команды Эйхмана», а на суде в Иерусалиме выступил в качестве свидетеля обвинения.

Отвечая на вопросы адвоката Серватиуса, он ссылался на показания, которые давали в Нюрнберге высшие чиновники рейха. Так, Геринг «недвусмысленно дал понять, что по части истребления евреев Эйхман имел почти неограниченные полномочия… и мог по собственному усмотрению отправлять людей на смерть».[452] Это прямо противоречило позиции подсудимого, который упорно уверял, будто не имел права единолично принимать какие-либо решения.

По словам Масманно, любившего эффектные обороты речи, на Нюрнбергском процессе «имя Эйхмана снова и снова звучало в показаниях свидетелей, как шум ветра в стенах покинутого дома или стук веток о крышу, возвещающий приход гостей с того света».[453]

Возможность высказаться во всеуслышание Масманно получил, когда редактор газеты «Нью-Йорк таймс» предложил ему опубликовать рецензию на «Банальность зла», заранее зная его мнение о книге. Как и следовало ожидать, в своем отзыве он выразил категорическое несогласие с Арендт, уверяющей, «будто Эйхман в глубине души не был фашистом, будто, вступая в национал-социалистическую партию, он не знал о планах Гитлера, будто гестаповцы помогали евреям переправляться в Палестину и даже сам Гиммлер (Гиммлер!) испытывал к ним сострадание».[454]

По заявлению Масманно, из всех, кто присутствовал в зале суда, одна Арендт прониклась сочувствием к обвиняемому и поверила его самообеляющей лжи. Те страницы книги, в которых говорилось, что Эйхман неоднократно посещал Освенцим, но газовых камер якобы не видел, вызвали со стороны рецензента особенно язвительную реакцию: «С тем же успехом можно утверждать, будто человек много раз бывал у Ниагарского водопада, но не замечал воды».

Что же касается заявлений о взаимодействии еврейских советов с нацистами, то Масманно, как и многие другие читатели, счел негодование Арендт направленным не по адресу: «Эйхман действительно принуждал отдельных квислингов[455] и лавалей[456] к “сотрудничеству”, угрожая им смертью, однако это лишь усугубляет его вину».