В последние годы понятие «исламский город» стало предметом многочисленных дискуссий в научных кругах220 – как раз в тот момент, когда его референт, кажется, окончательно сдался под натиском сеток, кольцевых развязок, витрин, памятников и больших бульваров. Существует ли такой город? Если да, можем ли мы сказать, что в нем исламского? И если такой город существует и мы можем сказать, что в нем исламского, важен ли его религиозный характер для его практического функционирования? Преувеличение единообразия городской жизни в исламском мире, идеализированность ее описаний, тенденция сравнивать такие города с европейским опытом и стереотипное, внеисторическое представление об «исламе» как социальной силе внутри них стали объектом серьезной критики. К самой идее «исламского города» теперь добавляется вопросительный знак.

Конечно, к этим вопросам и критике можно много чего добавить, хотя, возможно, не так много, как уже сказано. В научной литературе о городах Северной Африки и Ближнего Востока, несомненно, было много химер, воображаемых объектов, которых никогда не существовало. Но столь же не вызывает сомнений, что в ней сделано множество подлинных открытий, от которых не следует отказываться только потому, что они проистекали из мировоззрения, которое сегодня не в чести, – презираемого «ориентализма»221 ученых, превыше всего ставящих тексты. В любом случае, каков бы ни был статус идеи «исламского города» в научном дискурсе, она все еще жива в умах многих рядовых мусульман. На самом деле новую жизнь в нее вдыхают масштабные трансформации, которые происходят в больших и малых городах по всему исламскому миру. Чем труднее в современной беспорядочно разрастающейся городской жизни разглядеть «идею города», тем она ярче и привлекательнее, с распадом и исчезновением условий своего существования все больше превращаясь в мечту, воспоминание.

К настоящему времени на всем Ближнем Востоке вряд ли остался хоть один город, сколь угодно древний, способный явить миру историческую целостность. Это, конечно, можно сказать в некоторой степени обо всей Азии и Африке, да и на Западе лишь немногие города все еще хотя бы претендуют на сохранение стабильной идентичности. Но особенно характерно это для арабо-исламских и, конечно, марокканских городов (для Сефру – определенно), потому что новые городские формы обычно не столько заменяют, обновляют или поглощают старые, сколько вырастают вокруг них, в то время как старые остаются более или менее нетронутыми. «Старые медины», «новые медины», «новые города», «спонтанные… подпольные… периферийные… поселения»222 – все они сосуществуют рядом, как остатки с разных слоев последовательно заселявшегося места археологических раскопок, выложенные на одной плоскости для сравнения. Городской ландшафт не просто разнообразен, как и все подобные ландшафты, – он разрознен, это набор по-разному организованных мест. В таком ландшафте, состоящем из разных принципов упорядочивания, которые вырастают из разных форм жизни и указывают в разных направлениях, и ведется публичный спор об «исламском городе», спор о зданиях и институтах, фасадах и идеологиях, уличных сетях и общественных службах.