Остальные тоже постепенно входили в лётную форму. Правда, в первых вылетах на серьёзные «режимы» у некоторых лётчиков шла носом кровь, их рвало. И всё же зрелые мужики сумели адаптироваться к возросшим перегрузкам, которые стали не только значительно больше, но и продолжительнее. Бориса радовало, что «старые волки» полны оптимизма, начинают чувствовать реактивную технику и понимать специфику её применения. Пора было переходить к жёсткой финальной части подготовки, максимально приближенной к боевым условиям…

Вскоре группа получила семь новеньких серебристых «МиГ-15 бис». Нефёдов настоял, чтобы Бурда достал машины, сделанные в европейской части Союза. По своему опыту он знал, что самолёты из Комсомольска-на-Амуре тяжеловаты в управлении. И Бурда, надо было отдать ему должное, с ролью снабженца справлялся просто прекрасно.

Борис приказал каждому лётчику «обжать» свой самолет на «валёжку» на высоте 100 метров. Особый риск задания заключался в том, что в случае сваливания машины её пилоту катапультироваться не удастся из-за недостатка высоты. За неделю до прилёта группы в Маньчжурию на этой самой авиабазе убился во время подобной тренировки опытный лётчик, командир эскадрильи. Все об этом инциденте знали, но естественно, приказ командира никто не собирался обсуждать. Но Нефёдов чувствовал, что некоторые из фронтовых товарищей впервые с начала командировки засомневались в себе. Поэтому перед первым вылетом на чрезвычайно опасное упражнение «Анархист» объявил перед строем:

— Мы не первый день знакомы. Поэтому обойдёмся без предисловий. Сегодня мы фактически начинаем воевать. В нашем деле без риска нельзя, наверняка кто-то из нас не увидит больше родного дома. Я хочу, чтобы каждый ещё раз хорошенько всё взвесил. Вы знаете, под пистолетом я никого никогда в бой не гнал. Здесь тоже все находятся добровольно. Если же кто-то решит в последний момент отцепить свой вагон от состава, препятствовать ему в этом не стану. А теперь пусть сделает шаг вперёд тот, кто со мной.

После этих слов все дружно сделали шаг вперёд.

«Единственный разумный способ обучать людей — это подавать им личный пример» — следуя этому принципу, Нефёдов выполнил несколько полётов на критические режимы, наглядно демонстрируя подчинённым способность лётчика контролировать машину в любых ситуациях. Глядя на то, что вытворяет в небе командир, и остальные загорелись желанием попробовать повторить сложные элементы.

Во время «обжимки» никто не разбился. Затем лётчики на своих «МиГах» приступили к отработке групповой и парной слётанности высшего пилотажа. Начались воздушные бои, которые, впрочем, учебными можно было назвать с большой натяжкой. Разве что противники не стреляли друг в друга боевыми снарядами, а так разрешались все приёмы: опасные выходы в лобовую, маневрирование у самой земли и прочие трюки из арсенала воздушных «гладиаторов».

«Одесса» со своим новым молодым ведомым сразу начали остро конкурировать между собой, даже несмотря на большую разницу в возрасте. Словно мальчишки-одногодки, они пытались перехватить друг у друга добычу. Каждый бравировал перед напарником удалью и бесстрашием. Каждый во всём пытался утереть другому нос. «Одесса», подначивая «Сынка», с усмешкой говорил молодому напарнику:

— Мы с тобой, как два комара — городской и лесной. Я — городской — опытный, а ты, который не зная людей, позволит прихлопнуть себя первому же туристу. Я твой единственный шанс на выживание, сынок.

Борис не одобрял педагогических методов Лёни, но и вмешиваться не спешил. Пусть «Одесса» доведёт дело до конца, пусть сам взмолится, чтобы ему дали другого ведомого, чтобы не возмущался потом, что ему не позволили сделать из «Сынка» человека.

В общем, подготовка группы продвигалась вполне успешно, даже несмотря на то, что навязанные Борису люди постоянно совали палки в колёса.

Доктор группы Герман Павловский испытывал на лётчиках экспериментальные высотные скафандры и противоперегрузочные костюмы. Все это оборудование заняло значительную часть грузовой кабины транспортного самолёта, из-за чего пришлось меньше брать с собой продуктов, дефицитных самолётных запчастей и прочих очень нужных и полезных в спартанских фронтовых условиях вещей.

Но если бы хоть от этих «игрушек» был какой-то прок! В высотных скафандрах действительно была большая нужда. Новые истребители могли достигать «потолка» в 14-16 километров, тогда как серийный истребитель времён Второй мировой войны редко воевал выше 6 тысяч метров. Кислородное оборудование и герметизированная кабина позволяли лётчикам воевать на такой высоте. Но для войны в стратосфере одной кислородной маски мало. Стоило пулям или осколкам нарушить герметичность кабины, и лётчик был обречён потерять сознание от кислородного голодания, а на предельных высотах даже погибнуть от декомпрессии. Лётный скафандр мог стать «страховым полисом». К сожалению, быстро выяснилось, что придуманные в лаборатории Павловского скафандры не годятся для практического применения, потому что созданы без учёта тесной кабины «МиГ-15», слишком громоздки и сковывают пилота, мешая ему полноценно работать. Предложенный доктором противоперегрузочный костюм из-за проблем с регулятором давления тоже оказался обузой.

Чуть позже Борис сумеет добиться, чтобы из Москвы для его группы прислали шесть комплектов экспериментальных скафандров ВСС-04 (Высотный спасательный скафандр разработки группы А. Бойко), которые представляли собой удобный герметический комбинезон из прорезиненной ткани, к которым крепились несъёмные откидные шлемы и кислородные маски. Излишки давления на высоте стравливались специальным клапаном. Несколько раз это оборудование спасало жизнь лётчикам особой группы. Но почему-то больше ни у кого в Корее таких скафандров не было.

Потерпев полное фиаско с испытанием своего спецоборудования, доктор приступил к экспериментам иного рода. Ещё при знакомстве он загадочно пообещал Нефёдову, что знает, как превратить его возрастных лётчиков в суператлетов, вернув им силу и скорость реакции, присущую лишь двадцатилетним юношам. «Мы не может ждать милости от природы!» — выдал доктор знаменитый мичуринский лозунг с многозначительным выражением на мефистофельском лице.

Борис отнёсся к словам доктора более чем настороженно. Ведь ничего в этом мире не даётся просто так и за кратковременную мобилизацию ресурсов организма наверняка придётся заплатить потерей здоровья. Сама по себе работа военного лётчика быстро изнашивает мускулатуру и нервную систему и обычно делает человека «пенсионером» годам к 35. Если же «спровоцировать» человека на достижение запредельных результатов, он может сгореть как свечка за очень короткое время. В середине тридцатых годов в Европе были очень популярны воздушные гонки. В конце концов, чтобы завоевать для своих фирм один из престижнейший кубков Шнейдера, Томпсона или Пулитцера, конструкторы научились «выжимать досуха» все соки из металла и прочих самых современных на тот момент материалов, чтобы создавать моторы, которые могли достигать сумасшедших скоростей. Вот только «жили» такие двигатели всего одну гонку! Людей тоже можно было форсировать до предела ради победной гонки. И Василий Сталин вполне мог поставить перед доктором задачу с помощью допингов превратить на короткое время лётчиков Нефёдова в суперменов, в «идеальные боевые машины», чтобы они неделю или две провоевали, не ведая страха и усталости. А после того как «Сейбр» будет отправлен в Москву, начальство и не вспомнит о людях, обречённых на инвалидность.