А также, что мне надоело быть какой-то другой женщиной.

Я хочу быть единственной женщиной.

Да, я спала с кем-то другим, пока пыталась двигаться дальше. Но это был мой выбор. Хотела бы я знать правду? Да. Заставила бы меня ждать Найта эта правда? Возможно. Но я не сделала ничего неправильного, он не может держаться за обиду так, будто это край утеса, на котором он висит. Он должен отпустить это. Должен. Для нашего же счастья.

Я хочу поцеловать его снова. Раздвинуть для него свои ноги – снова. Позволить ему вылизывать, кусать и дразнить меня. Позволить ему наказывать и беречь меня. Он мое все. Единственный мой грех в том, что я думала, что не достойна этого.

Когда я подъехала к домику на дереве, то бросила велосипед около ствола и сняла кроссовки. Когда поднялась наверх, то поняла, что внутри горит свет. Найт там.

Сломанная кора вонзилась мне под ногти, когда я ухватилась за ствол, сраженная видом передо мной.

Найт.

Найт и Поппи.

Он привел ее сюда.

В наше место.

Нет, он не только привел ей, они оба голые. Полностью голые. Он лежит на ней, убирает волосы с ее шеи, мягко целует ее восхитительное загорелое тело. На плечах и спине видны мышцы, его каштановые волосы упали на ее лицо. Она выгибает спину, ее грудь, такая полная и белая, касается его грудных мышц.

Они смотрятся как прекрасный сон в моем самом страшном кошмаре. Я не могу пошевелиться. Не могу дышать. Он теряет девственность. С Поппи.

Он дарит ей то, что не захотел отдавать мне.

Он не закончил мстить мне. В этот момент я не уверена, что это когда-то закончится.

– С тобой так хорошо, – простонала Поппи в рот Найту.

Я затряслась. Меня сейчас стошнит. Мне надо выблевать это. Господи, прекрати это. Они не могут заниматься этим. Это так неправильно. Он не любит ее. Он изменят ей. Со мной.

– Я хочу тебя внутри себя. – Она приподняла бедра, а я не осмелилась смотреть ниже и видеть его голым, входящим в нее.

– Солнечный свет, – сказал он.

Конечно – солнце сильнее, больше и важнее луны.

Уметь принимать поражения – это искусство. Сдаваться слишком быстро – значит показать трусость. Но не сдаваться, когда все признаки указывают на душевную боль, – опасно.

Я больше не могу позволять ставить собственное сердце на кон.

Когда-то давно Найт был моим защитником.

А сейчас? Сейчас он именно то, от чего мне нужна защита.

И человек, который защитил бы меня от него, – это он сам.

Годы молчания научили меня тому, как бесшумно разбиваться на куски. Я могу быть до жути тихой. Ирония в том, что та же тишина, которая помогла подняться незамеченной, также помогла спуститься с дерева, не издавая ни звука. Когда мои ноги коснулись мягкой земли, я побежала глубоко в лес, наклонилась у ствола дерева, царапая кору пальцами, и меня стошнило.

Я не могла остановиться, пока желудок не стал полностью пустым, а ногти не сломались.

* * *

Найт (два дня назад): Когда ты уезжаешь в Аппалачский?

Найт (два дня назад): Поужинаем, Л?

Найт (день назад): Кто-нибудь, позвоните охотникам за привидениями, Лунный свет научилась превращаться в призрака.

Найт (день назад): * отправил 5 смайликов с привидениями *.

Найт (три часа назад): Твой папа только что рассказал, что ты улетела в Аппалачский вчера. Что за херня? Мы снова играем в эту игру?

Найт (три часа назад): Пошла ты, Луна. Пошла ты.

Найт

Я не хотел отвечать на ее звонок.

К сожалению, жизнь была одержима траханьем меня в задницу, без смазки, в тот день, когда я ответил.

Ну и в целом, разве это имеет значение?

В конце концов, Дикси жива. Вал нет.

Кроме того, я был не в состоянии принять решение о следующем приеме пищи, не говоря уже о ее потери биологической матери.

Кстати, это землетрясение, или я выпил достаточно, чтобы заставить мир вращаться, как чайные чашки на карусели в Диснейленде?

Маму снова забрали в больницу, и после двух ночей, проведенных под яркими флуоресцентными лампами, наблюдая, как она уходит, я взял «Астон-Мартин» и помчался на прогулку. Пока все нормально – только вот я сделал это с бутылкой старого, разрушительного друга – «Джека Дэниелса».

Бутылка была наполовину пустая, когда я доехал до пляжа.

Было холодно, ветрено и далеко за десять вечера. Я одинок, что одновременно и облегчение, и проклятие. Я выбросил бутылку в океан и заорал на бесконечный горизонт, пока легкие на загорелись. Насколько насмешливо прекрасным и обманчивым может быть мир. С его пальмами, тупым океаном, испанскими виллами и отравляющими женщинами, которые выглядят словно нимфы, вышедшие из воды.

Женщины. Не во множественном числе. Только одна.

Я убеждаю себя, что проблемы с алкоголем, с которым я беззастенчиво заигрываю, не имеют ничего общего с Луной – это из-за мамы. Но это фигня даже для моих собственных ушей. Во-первых, я больше не заигрываю с проблемами. Я съехался с этими суками и надел кольцо на их палец.

Во-вторых, все связано с Луной. Все.

Чертова Луна, которая просто слиняла.

Чертова Луна, которая всегда была занозой в моей заднице, а я продолжаю возвращаться к ней снова и снова. После секса с ДЕБИЛЬНЫМ ДЖОШЕМ. После поцелуя с Воном. И Дарьей. Черт, почему я был так счастлив, когда она позволила мне засунуть пальцы в ее киску? Вероятно, она видела больше членов, чем общественный писсуар.

Заткнись, заткнись, заткнись.

Упав на песок, словно мешок с кирпичами, я достал телефон и прошелся по контактам. Я не хочу разговаривать с Воном, Хантер такой же мешок с дерьмом. Остальные друзья безмозглые придурки с обыденными проблемами и не смогли бы справиться со мной, даже если бы им мозги пересадили. У папы и так достаточно дерьма на тарелке, кроме того, мы все еще не разговариваем особо. Тетя Эмилия и Мелоди в больнице, бегают вокруг мамы, и я не уверен, что Трент и Эди знают о том, что делать нам с Луной, так что довольно странно плакаться им.

На экране высветилось изображение головы быка и имя «Бестолковая Дикси». Голова быка была моей собственной тупой шуткой. Потому что у нее форма матки, а это именно то, кем она является для меня, – перевалочный пункт в течение девяти месяцев, после чего она выплюнула меня и бросила.

Ни одна клеточка моего тела не хотела отвечать, но я все равно сделал это, потому что был слишком одинок, чтобы не принять любовь той, кого я ненавидел.