— А с чего бы я стал о нем рассказывать? В вечер пожара аббат Франсуа находился в Риме, по возвращении его, сами понимаете, допросили, но ему было не в чем себя упрекнуть.

Комиссар, который до сих пор стоял в стороне, подошел к письменному столу:

— Брат Жозеф, когда писал эту фразу, выглядел сильно испуганным.

— Брат Жозеф всегда боялся своего настоятеля. Жизнь в обители нелегка, братьям приходилось следовать весьма строгим правилам, настоятель сам за ними присматривал и бывал весьма суровым. А у Жозефа, не забудьте, такая хрупкая психика!

— Вы сказали, что тем вечером, когда загорелось аббатство, настоятель был в Риме, стало быть менее чем в семистах километрах от Рюмийи. А вам не кажется, что оттуда довольно просто вернуться — самолетом или, например, на машине? Да, кстати, какой марки у этого аббата Франсуа машина, не знаете?

— Нет, конечно. Меня не занимали такого рода подробности.

— Может быть, синий «меган»?

— Сказал же, понятия не имею.

— А сколько времени аббат Франсуа провел в Италии к тому дню, когда случился пожар?

— Хм… Точно не помню… Наверное, дня три или четыре… Так давно это было…

— Ладно, пусть четыре дня. А русский со своей рукописью находился в его монастыре к тому времени уже не меньше недели, да? Разве аббат Франсуа не должен был отдать какие-то распоряжения насчет него? Не приказал ли он монахам молчать, прятать своего странного подопечного и ни в коем случае не везти его в больницу? И не следовало ли ему при таких обстоятельствах отменить поездку в Рим?

Юсьер, сжав губы в ниточку, покачал головой: нет, не знаю. Шарко продолжил:

— Когда аббат Франсуа отбыл в Рим — вероятно, затем, чтобы рассказать о пресловутой рукописи и получить инструкции, что делать дальше, — два монаха решили нарушить его приказ, отвезли умирающего в больницу и скрылись, не назвавшись, — ищи ветра в поле… Как вам такая гипотеза?

— Никуда она не годится, ваша гипотеза. Просто вы не знаете аббата Франсуа. Это добрый, хоро…

— Какого черта вы ничего не говорите по существу? — Шарко грохнул кулаком по столу. — Что вас так напугало, доктор?

Психиатр вздрогнул, взял в дрожащие руки рамку с фотографией семьи и тихо ответил:

— Что меня напугало?.. Да оглянитесь вокруг — вам понятно, где вы находитесь? В этих горах вас и услышать некому, хоть изоритесь… Кто-то силой напоил восьмерых служителей Церкви святой водой, прежде чем сжечь их живьем посреди фолиантов с религиозными текстами… Ну и представьте, что этот монстр способен сделать с моей женой, с моими детьми и внуками! Знаете, иногда лучше жить с демонами внутри, чем пытаться одолеть дьявола собственной персоной… — Юсьер поставил на место снимок, взял распятие, потом со стуком положил на стол и его. — Неужто не понимаете, что этого дьявола одним распятием не одолеть?..

— Мы глянем одним глазком — и все, ладно? Напоминаю, оружие есть только у тебя, и нельзя сказать, что предыдущая наша операция увенчалась успехом…

Шарко, присев на корточки в снегу, рассматривал следы шин. Часом раньше Леопольд Юсьер показал им на карте, как ехать к аббату Франсуа. Монах жил один в горах, в окрестностях Кюлоза, километрах в тридцати от психиатрической больницы.

Комиссар выпрямился:

— Судя по рисунку шин, автомобиль двигался в направлении от дома к дороге, по которой мы ехали сюда. Следовательно, кто-то уехал отсюда в машине не позднее чем после вчерашнего снегопада и с тех пор не вернулся. И никто другой тоже к дому не приближался.

— Ух, как мне нравится, когда ты применяешь дедукцию! Ни дать ни взять Шерлок Холмс!

Люси, плотно упакованная в куртку, сунула руки в карманы. Дом стоял в сторонке, в горной впадине, которая летом, наверное, превращалась в цветущий луг. Небо было безоблачным, луна — почти полной, далеко вокруг — ничего, кроме снега в голубоватых и серых отсветах. Ни огонька, ни единого дома, город — внизу, в долине. Еще один край света…

Полицейские двинулись на своих двоих по следам шин: плотный и гладкий снежный покров не позволял увидеть никаких признаков дороги или тропы. Дом стоял прямо перед ними — собственно, не дом, а вытянутая в длину овчарня со стенами, сложенными из внушительного размера камней, с шиферной ветхой кровлей. Внутри было темно.

Люси взяла фонарь, быстро обошла дом, делая с каждым шагом новую дыру в корке, покрывшей сугробы, и вернулась к Шарко. Она слегка запыхалась.

— Я заглянула в окна. Похоже, никого.

Шарко выдохнул клуб пара.

— У нас две возможности: либо мы… — начал он и замолчал, поскольку Люси уже стучала кулаком в дверь.

Потом она приложила к двери ухо и несколько секунд прислушивалась.

— Мы выбираем возможность номер два, — сказала Люси, потопав ногами, чтобы согрелись. — Хотя бы ради очистки совести нам надо убедиться, замешан ли монах в этом деле.

Она попробовала нажать на ручку двери — напрасно, дверь оставалась закрытой.

— Там, позади, я видела неплотно закрытое окошко, через него и влезу. Чуть толкнуть — оно само поддастся, даже высаживать раму не понадобится.

Люси бросила Шарко ключи от машины:

— Отгони машину подальше, чтобы аббат ее не заметил, если вдруг вернется. Жалко будет, если сбежит. Ладно, жду тебя внутри.

Комиссар вздохнул:

— Ха! «Чтобы не заметил, если вдруг вернется…» С ума сойти! По-твоему, наши следы на снегу похожи на следы кроликов?

— Ну, тут уж ничего не поделаешь…

Шарко не стал возражать, не было у него сил спорить с Люси. Когда минут через пять комиссар снова подошел к дому, подруга распахнула перед ним входную дверь, направив луч фонаря ему в лицо:

— Представляешь, я проникла внутрь и даже стеклышка не разбила!

— Слушай, а ты не замечаешь, что светишь мне прямо в глаза?

— Ладно, входи давай.

Он вошел, Люси заперла дверь на ключ и обвела фонарем помещение. Обстановка спартанская, немного дрянной мебелишки, телевизор с катодной трубкой, ружья в специальных витринах, охотничьи трофеи по стенам — набитые соломой головы с раззявленной пастью… Люси поежилась: от этих мертвых звериных морд с выпученными черными глазами по коже побежали мурашки.

— Тут почти так же холодно, как снаружи. Куда нас занесло! Ох и достали меня эти горы, эти льды-снега, висящие над головой…

Шарко не ответил, он уже был в кухне. Полки, заставленные консервными банками. В холодильнике сыр, молоко, кое-какие овощи, уже начинающие гнить. Присоединившаяся к комиссару Люси, не снимая шерстяных перчаток, открывала ящик за ящиком. Внутри — ничего, кроме кухонных принадлежностей…

Они решили везде включить свет. Включили — и Франк вернулся в большую комнату. В топке сложенного из грубых камней камина — большая куча золы. Комиссар наклонился, прищурился, пощупал пепел: