Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?
— Будто боялся, что герцог проговорится о том, чего мне знать не следует.
— Ну, в конце концов, — рассудил Дисмас, — он правитель Флоренции и герцогства Урбинского. Наверное, камергер опасается, чтобы герцог в бреду не разгласил каких-то тайных умыслов, о которых посторонним знать незачем.
Магда в глубокой задумчивости смотрела в окно.
— Что с тобой? — спросил Дисмас.
— Так, ничего.
— Что тебя беспокоит, Магда?
— Ну же, сестренка, — ободрил ее Кунрат, — выкладывай все как есть.
— По-моему, — неуверенно начала Магда, — герцог тоже хочет похитить плащаницу.
Воцарилось изумленное молчание.
— Герцог… Он что-то такое сказал?!
— Нет. Просто у меня создалось такое впечатление. Карафа нервничал всякий раз, как его господин начинал бредить. А потом, когда герцог наконец уснул — настоящим сном, не ладанниковым, — я ушла.
Кунрат хлопнул себя по коленкам:
— Ну что, братва? У нас объявились соперники!
— Это итальяшки-то? Тоже мне, соперники, — презрительно фыркнул Нуткер.
— Соперники не в бою, а в умыкании плащаницы. В прохиндействе макаронникам равных нет.
— Точно, — подтвердил Ункс. — Даже в Библии говорится: макаронники изобрели прохиндейство.
— И где же именно в Библии это говорится? — требовательно спросил Нуткер.
— Не-не, — внес поправку Кунрат. — Прохиндейство изобрели жиды.
— А вот и нет! — возразил Нуткер. — Жиды изобрели ломбарды.
Боясь утонуть в потоке ландскнехтских глубоких познаний, Дисмас убрался в дальний закоулок апартаментов.
«А вдруг Магда права?» — размышлял он. Рассмотрев свое предположение со всех возможных сторон, он заключил, что оно несостоятельно. Чтобы герцог — один из самых могущественных и влиятельных герцогов — замыслил похитить реликвию у другого герцога? Невероятно.
— Не может этого быть, — строго сказал он Магде.
— Дисмас, я не утверждаю, что это именно так. И не надо говорить со мной таким тоном!
— Я просто пытаюсь установить, возможно ли такое.
— Я же сказала, что ничего такого не утверждаю.
— Сказала, но… — Он грозно воздел палец. — Ведь ты же думала, что такое возможно?
Магда протестующе вскинула руки:
— Да. Каюсь! Подобная мысль приходила мне в голову. Но как пришла, так и ушла.
— А герцог говорил что-нибудь такое, что можно истолковать, как…
— Дисмас, если будешь продолжать в том же духе, то экстракт наперстянки потребуется мне. У меня уже сердце колет!
Немного поразмыслив, Дисмас объявил:
— Возможно, плащаница все-таки настоящая.
— Почему?
— Если две шайки одновременно вознамерились ее похитить… Тут поневоле задумаешься.
Магда застонала.
— Сама посуди, — продолжал излагать Дисмас, едва поспевая за мыслями, которые вдруг понеслись вскачь. — Допустим, плащаница настоящая…
— Хорошо, допустим.
— Я должен похитить, точнее, перенести ее по велению бесчестного кардинала, так?
— Так.
— Теперь представь себя на месте Иисуса…
— Ничего себе! Я не Иисус.
— Да, понятно, но… В общем, спроси себя: захотел бы Иисус, чтобы его погребальная пелена была перенесена в угоду бесчестному кардиналу? Или же Иисус предпочел бы, чтобы она была перенесена…
— В угоду итальянскому герцогу-сифилитику? А другого выбора у Иисуса нет?
— Или же он…
— У меня голова идет кругом от твоих «или же».
— Магда, я профессиональный охотник за реликвиями. Это моя сфера деятельности. Существует ряд соображений, которые необходимо рассмотреть. Если плащаница не желает быть перенесенной в Майнц, то она может позволить герцогу Урбинскому осуществить перенесение. Понимаешь? Так сказать, упреждающее перенесение. Да, герцог — сифилитик, но, помимо того, он еще и племянник папы римского!
— Но с какой стати Иисусу захочется, чтобы плащаница была перенесена кем бы то ни было, если она с должным тщанием и благоговением хранится в святилище под присмотром человека, которого зовут Карлом Добрым?
— Это соображение также следует рассмотреть, — согласился Дисмас.
— Но ведь ты сомневаешься в ее подлинности!
— А может быть, Господь хочет, чтобы я считал ее подделкой. Что ты на это скажешь?
— Ты такой паутины наплел в своей голове, что у тебя из ушей скоро пауки посыплются.
— Ну и пусть сыплются. Я их передавлю!
33. Большой конфуз
Чуть позже раздался стук в дверь. На пороге стоял сияющий Ростанг.
— Ваш господин произвел вчера превосходное впечатление на моего господина, м-гм! — заявил он.
— А ваш — на моего, — ответил Дисмас.
— Дома ли граф Лотар?
— Дома, но все еще почивают. Вечер выдался долгим.
На самом деле Дюрер работал, запершись в спальне, но Дисмас благоразумно не стал посвящать Ростанга в графское увлечение живописью.
— А я к вам с приглашением, м-гм! Его высочество приглашает графа Лотара на поклон к святой плащанице. Так сказать, в приватном порядке.
— Вот как? Это огромная честь!
— Сегодня, на вечерней молитве. Его высочество надеется, что после этого граф изволит разделить с ним легкую трапезу, м-гм! С глазу на глаз, — добавил Ростанг. — Герцог Урбинский и кардинал Арагонский также приглашены на поклон святыне, однако его высочество хочет пообщаться с графом без посторонних, дабы обсудить некоторые обстоятельства конфиденциального характера, м-гм!
— Мой господин будет счастлив воспользоваться этой восхитительной возможностью.
— Как вы тут устроились? — спросил Ростанг, заглядывая через плечо Дисмаса в апартаменты. — Все ли в порядке?
— Все в полном порядке. Но что это я! Простите, совершенно забыл о всяких приличиях! Прошу вас, входите, угоститесь стаканчиком вина.
Помявшись, Ростанг объявил, что не откажется от укрепляющего полуденного стаканчика, м-гм!
Дисмас проводил его в столовую, а сам велел Магде предупредить Дюрера, что у них посетитель и чтобы Дюрер, не приведи господь, вдруг не появился на людях весь перепачканный тицианом и насквозь провонявший скипидаром.
Дисмас налил гостю стакан руссет-де-савуа{37} и сказал:
— Живая картина была великолепна.
— Ах, мастер Руфус, мой господин с детства обожает живые картины, — улыбнулся Ростанг. — Малым ребенком он создавал композиции из деревянных кукол, а теперь вот… За свою службу я повидал — м-гм! — немало живых картин. Они приносят неплохой доход.
— Вот как?
— Его высочество продает, то есть предлагает роли в картинах зажиточным горожанам и дворянам. Роль Девы Марии вчера исполняла дочь мэра Шамбери. Святой Иосиф — владелец местных виноградников. Возможно, мы с вами пьем его вино… Кстати, очень достойное, благодарю вас! Величина пожертвования устанавливается сообразно значимости роли. За честь сыграть Иосифа, отца Иисуса, назначено пять флоринов. Роли пастухов — по два тестона{38} за каждую, а побыть волхвом стоит десять флоринов, м-гм!
— Очень оборотисто, — улыбнулся Дисмас.
— Я прагматист, м-гм!
— Верблюды были изумительны!
— Увы, в Савойе верблюды не водятся. Одному Богу известно, каких трудов нам стоило их раздобыть… — Ростанг выразительно закатил глаза. — Вдобавок перед представлением необходимо было насильственно опорожнить верблюдам кишечник, чтобы они не… Кошмар! И вот теперь у нас три