«Виллис» лихо свернул с Парковой улицы и помчался вниз, к решетчатой ограде Марининского дворца. Вокруг дорожки курчавились магнолии. День был ясный, безветренный, солнце пригревало почти по-летнему.

Машина затормозила у ажурных ворот. Водитель, он же единственный пассажир, осанистый майор в хорошо отглаженной повседневной форме, показал часовому красное удостоверение. Тот сделал понятливое лицо и бросился открывать ворота.

Машина въехала в ворота, обернулась вокруг фонтана и затормозила у парадной лестницы. Вадим Сиротин вышел из нее, осмотрелся, поправил гимнастерку под ремнем, взбежал на крыльцо.

Вытянулся по стойке «смирно» красноармеец на входе. Комплекс охранялся со всей серьезностью.

В парке копались люди, что-то высаживали, возили на тележках удобрения и землю. За углом стучали мастерками строители, скрипели лопаты, перемешивающие цементный раствор.

По парадному залу блуждали работники музея, занимались делами. Помещение уже выглядело нарядно, хотя экспонатов здесь явно не хватало.

– Где я могу увидеть гражданку Некрасову Юлию Владимировну? – поинтересовался Вадим у бойкой дамы, стриженной под мальчика.

– Ой!.. – Дама испугалась, зачем-то прижала ладошку ко рту. – Так это, в Голубой гостиной у нас Юлия Владимировна. Работает она, с самого утра вся в делах. А вы, товарищ офицер, кем ей будете? – Робость перед человеком в форме не исключала всеядного женского любопытства.

– Это не важно, – отрезал Вадим. – Благодарю вас.

Он шагал через анфиладу помпезных холлов, где проводились плановые работы. Лепнина уже была приведена в порядок, застелены новые полы там, где это было необходимо. Из широких окон открывался вид на море и греческие статуи, обрамляющие южную лестницу. Наливались зеленью кипарисы, алели цветочки на декоративном плюще.

Музейные работники заблаговременно уступали майору дорогу. Видимо, у него на лбу было написано, где он служит.

Голубая гостиная уже была отреставрирована. Здесь висели картины, высились фарфоровые вазы за цепными оградками.

Молодая женщина в длинной юбке и жакете поправляла картину, висевшую на самом видном месте. Она оценивала на глазок вертикаль, досадливо урчала и снова чуть двигала раму.

Вадим неслышно приблизился к ней. От женских волос приятно пахло земляничным мылом.

Картина была небольшой, но достаточно яркой, насыщенной красками. На ней был изображен лишь букет цветов. Девушка склонила голову и любовалась этим шедевром.

Вадим тоже склонил голову. Но с любованием у него как-то не складывалось. Возможно, букет смотрелся неплохо, но когда-то он знавал парней из художественной академии, которые могли нарисовать не хуже.

Сиротин кашлянул. Девушка вздрогнула и резко обернулась.

– Боже, Вадим! Ты меня испугал. – Она утонула в его объятиях.

Он поцеловал ее, чуть отстранился и залюбовался этой необычайно красивой женщиной. Вот кого надо на картину! Цены бы не было тому портрету.

– Я соскучилась, – прошептала она и снова прильнула к нему.

Он тоже дико скучал.

Кто-то укоризненно кашлянул в проходе. Им пришлось оторваться друг от друга и вести себя прилично.

– И вот ради этого мы рисковали жизнью и ведрами проливали кровь? – заявил Сиротин, покосившись на картину.

– Ты шутишь, Вадим! – Она по-настоящему возмутилась. – Это же Ян Брейгель Младший, сын знаменитого Питера Брейгеля Старшего, известный фламандский художник! Этой картине почти три с половиной столетия. Посмотри, какие краски, насколько выразительны линии. Хотя кому я все это говорю? – Она улыбнулась, взяла его за руку. – У тебя новые погоны, Вадим?

– Новые. – Он улыбнулся. – Старые поизносились, пришлось поменять.

– Но эти лучше, чем прежние? – Она как-то колебалась.

– В каком смысле?

– Ну… ты теперь будешь меньше лезть под пули?

– В этом смысле определенно. – Он с уверенностью кивнул. – Больше под пули ни ногой. Пусть другие лезут. Всякие капитаны и старшие лейтенанты. Вы готовите экспозицию?

– Это долгий процесс, Вадим. Экспонатов пока немного. Хорошо, что самое ценное удалось сохранить. Основная масса пока в подвалах. Нужна экспертиза, а для многих единиц – реставрация. Но скоро все будет. Мы откроем дворец, пусть и не все пространство удастся заполнить. Представляешь, наши моряки перехватили у мыса Тарханкут еще одно немецкое судно, идущее в Румынию. Двадцать шесть полотен российских передвижников плюс один Ван Дейк! Все доставлено в целости и сохранности.

– Замечательно! – Вадим опять улыбнулся. – Уверен, в ближайшие тридцать лет тебе будет чем заняться.

– А ты что?.. – У девушки задрожали губы.

– У меня новое назначение, – пояснил Вадим. – Мне предложили возглавить дивизионный отдел контрразведки СМЕРШ. Будешь меня ждать?

– Буду. – Она тоже потупилась, потом подняла глаза и проговорила, не пугаясь своих слов: – Да, буду всю жизнь тебя ждать. Когда все кончится, приезжай.

– Всю жизнь не надо. – Он замотал головой. – Мы уже в Европе, война через полгода кончится. Буду письма тебе писать, вести с нарочными слать. Хочу в Крыму поселиться после войны.

– Правда? – Она распахнула глаза.

– Самая правдивая правда, какая только может быть, – уверил он. – Разве есть на свете место лучше, чем Крым?

– Наверное, нет. Господи, Вадим!.. – Слегка подкрашенные губы задрожали. – А вдруг ты не вернешься?

– Еще как вернусь. – Он не удержался, опять ее обнял.

Плевать на старых дев, переживут. Времени нет, через пятнадцать минут он должен быть в штабе. Они стояли, обнявшись, не шевелясь. Рядом на цыпочках ходили какие-то люди.

Вадим нисколько не сомневался в том, что вернется. Есть ради чего.

Да, многие не возвращаются. Но ведь кто-то должен. Иначе для кого все это?