Вот какая это была история. Иван спал беспокойно, ворочался. Да и спать ему пришлось недолго: было еще, может, только часов шесть, когда он уже проснулся. За окном было светло, в доме было тихо. Пора уже вставать, думал Иван, продолжая лежать. Миних, наверное, уже разбил гвардейцев, думал Иван дальше, Миних, наверное, уже подходит к городу. Или, может, уже подошел. А Иван лежит. Это не дело! Иван сел на софе. И потянулся. И подумал: он в гостях у Клямке, у шпиона. А его товарищи всю ночь сражались, проливали кровь. А он жрал ренское, свинья! Иван соскочил на пол, начал одеваться. Черт знает что, думал Иван, что это с ним вчера такое было, он что, сошел с ума, так, что ли? Надев мундир, Иван сел на край софы и начал обуваться. «Расстрелять, — думал Иван, — повесить, четвертовать к чертям собачьим — вот что надо со мной сделать, и то будет мало!»

В дверь осторожно поскребли. Иван в сердцах сказал:

— Открыто!

Открылась дверь и вошел Клямке. Иван сразу спросил:

— Ну что, где Миних?

— Миних служит императору, — ответил Клямке. — Миних солдат. И сразу же быстро добавил: — А мы приглашаем вас к завтраку. Я, извините за дерзость, позволил сделать за вас выбор и сказать, что вы желаете кофе. Я не ошибся?

— Нет, — сказал Иван. — А Миних что?

— А Миних, насколько мне известно, — сказал Клямке, — вообще пьет только ключевую воду и больше ничего кроме нее, дабы, как он говорит… — И тут же осекся. И поспешно продолжал: — Господин ротмистр! Иван Иванович! Клянусь, я в самом деле ничего не знаю! И никто здесь ничего не знает! Город пуст! Патрули везде исчезли! И также исчезла вся гвардия, которая вчера ушла за царицей. От них нет никаких вестей. Может, Миних взял их в плен, может, рассеял, они разбежались… То есть все, что хотите, может быть, но пока нам это точно неизвестно. Никому в столице, а не только нам. Но, — и тут Клямке опять успокоился и продолжил даже с некоторой гордостью: — мы не стали ждать оказии, а опять послали Михеля. И Иоганна с ним на всякий случай. Но это две мили за город, поэтому пока они вернутся, мы, я думаю, вполне успеем позавтракать. Так что прошу к столу!

Эти последние слова были им сказаны уже с улыбкой. Да и сам он был уже опять, как всегда, весел и благодушен. По крайней мере на вид. Иван посмотрел на Клямке, после провел себе рукой под подбородком, почувствовал щетину — и сразу представил себе всякое, сильно поморщился и сказал так:

— Хорошо. Я сейчас буду. Но я сперва должен побриться, чтобы иметь вид, вдруг что. А бритвы я с собой не захватил.

— О, какие пустяки! — радостно воскликнул Клямке. — Будет вам бритва! Новая, английская. Я вам ее даже подарю, у нас же их на складе целая партия. Сейчас, сейчас, одну минуточку! — И, сказав это, он вышел.

А Иван начал ходить по комнате и думать, что хуже, чем он, вляпаться, наверное, было нельзя. Или нет — можно, дядя Тодар же любил повторять, что нет такой грязной грязи, которая была бы грязней всех. И смеялся! А Ивану было не до смеха, и он ходил и ходил, вспоминал вчерашнее и все сильней и сильней злился — на самого себя, конечно.

Пришла служанка, он остановился. Служанку звали Лизхен, как это уже знал Иван, она принесла ему бритву и все остальное, выставила все это на стол, и даже состроила глазки, и только потом уже ушла. Иван сел бриться и подумал, что это добрый знак, это он так подумал про глазки, потому что когда будут вешать…

И он порезался. Нет, подумал Иван, хватит, нечего себя корить, как оно было, так было, да и если бы ему сейчас опять ехать с царицей и въехать в измайловский полк, он теперь разве бы ей присягнул? Нет, ни за что! И не потому, что царь лучше царицы или царь больше ему обещал, а потому что…

И опять порезался! Правда, опять не очень сильно. Иван аккуратно замазал порез, оторвал кусок бумажки и заклеил. И подумал: это знак, довольно. И, больше ни о чем уже не думая, добрился и собрался, вышел в коридор, зашел в столовую, сел там на свое вчерашнее место, взялся за чашку с кофе, повернулся к Клямке и спросил, где фрау Эльза. Она себя неважно чувствует, ответил Клямке, у нее сегодня разболелась голова, и она осталась у себя. Или ее позвать? Нет, нет, сказал Иван, зачем же. Потом спросил: а вы чего не пьете? Клямке сказал: а я уже позавтракал, я вместе с Михелем, и это уже часа два назад. Так что если вы хотите, чтобы я составил вам компанию… О, нет, нет, зачем, сказал Иван — и продолжал пить кофе. Кофе был дрянной, намного хуже царского, или это просто ничего ему теперь не нравилось, думал Иван, продолжая пить кофе. Чертов кофе, думал он, чечевичная похлебка, а не кофе! Но когда Лизхен подала ему вторую чашку, Иван не отказался. И еще даже взял кренделек. Кренделек был жесткий, пересушенный. А вот у Анюты крендельки так крендельки, вспомнил Иван и вздохнул.

И тут вошел Михель. Вид у него был не самый радостный.

— Э! — только и сказал Клямке, быстро глянув на племянника. Потом сказал: — Михель! Тетушка хотела тебя видеть. Срочно!

— Нет! — сказал Иван. — Сядь, Михель.

Михель сел. Иван сказал:

— Мы тебя слушаем.

Михель медленно моргнул, но не сказал ни слова. Ресницы у Михеля были очень длинные и почти белые. Михель опять моргнул. Иван спросил:

— Где ты был, Михель?

— На Седьмой версте.

— Это где Красный кабачок?

— Так точно. — И Михель еще добавил: — Гвардейцы вчера там стояли.

— А сегодня?

— Их там нет.

— А где они?

— Говорят, что пошли дальше.

— А Миних что?!

Это Иван спросил уже сердито. Михель тихонько вздохнул и сказал:

— А он отошел к Петергофу. Он им там готовит ловушку. — Тут Михель помолчал, а потом осторожно добавил: — И, может, они в нее уже попались, потому что никто оттуда не возвращается.

— Кто тебе это сказал? — строго спросил Иван.

— Фройлен Грета. Она там служит в зале, в Красном кабачке.

— О! — сказал Иван и усмехнулся. А Михель сразу сильно покраснел. Иван повернулся к Клямке, немного подождал, подумал, а потом