— Ладно, ладно! — перебил его Иван, доставая еще один рубль. — Держи!

Второй рубль был елизаветинский, с надутыми щеками. Извозчик быстро взял его. Зайцев сказал:

— Черт с ним! А нам, господин ротмистр, насколько я это понимаю, теперь вон туда, — и он указал вперед, к дворцу, и тут же добавил: — Только как бы нам еще успеть!

И он первым пошел по аллее. И Иван пошел следом за ним. А куда еще тогда было идти?! Они шли быстро, Ивану ни о чем не думалось. Шагов через сто они вышли из парка на широкую красивую площадь, где с одной стороны, на горке, стоял Большой дворец, а с другой шел целый ряд фонтанов, из них била вода. И еще, главное: с обеих сторон, то есть по низу горки и вдоль фонтанов, насколько только было видно, стояли войска. Ближе всех стоял обычный, полевой пехотный полк. Зайцев сказал о нем:

— Воронежский. Герои! Не покусились на его посулы! А ведь могли!

Это он сказал, не останавливаясь. То есть они шли дальше, только уже не по парку, а вдоль строя Воронежского полка. Порядка в полку было мало, Иван это сразу отметил, но, тем не менее, не прошли он и двадцати шагов, как из строя им наперерез выбежал один из офицеров и грозно закричал, что не положено и кто это они такие. «Виктория», сказал на это Зайцев, не сбавляя шагу. «Виват», ответил офицер и отдал честь. Иван и Зайцев пошли дальше. Так они прошли мимо воронежцев, дальше стояли с одной стороны астраханцы, а с другой, со стороны дворца, уже семеновцы, гвардейцы. От семеновцев из строя вышел офицер, Зайцев сказал ему «Виват», офицер сказал «Виктория». А дальше было уже совсем близко до правой парадной лестницы. Там внизу, на ее самых нижних ступеньках, стояло высшее армейское начальство. Зайцев шел прямо на них, а Иван, как на веревочке, шел следом за Зайцевым и думал, что это еще какое счастье, что начальство их не замечает. Начальство смотрело в обратную от них сторону и тоже вдоль фонтанов, туда, где опять же сколько было видно, стояли войска — преображенцы, а справа Ямбургский полк, а дальше уже было не разобрать. Зайцев наконец остановился, Иван тоже. И тут же оттуда, куда смотрело начальство, ударили барабаны. Они били тревогу. И очень быстро! Но на дороге никого пока что видно не было. Тогда Иван посмотрел на начальство и никого там не узнал, кроме двоих. Первый — это князь Никита Юрьевич Трубецкой, фельдмаршал, шеф преображенцев, а второй — генерал-поручик Суворов, Василий Иванович, бывший прусский губернатор, которого еще зимой царь перевел в Сибирь, в Тобольск. А вот не уехал, подумал Иван, и теперь стоит здесь!

Только Иван подумал о Суворове, как тот повернулся к ним и поманил их рукой. Иван застыл на месте. Зато Зайцев сразу отдал честь, быстрым шагом подошел к Суворову и начал ему что-то докладывать.

Но доложить не успел. Потому что барабаны загремели еще громче! А потом вдруг разом замолчали! Зато там, впереди, закричали войска. Это был какой-то очень странный крик — они не кричали «Ура!», а просто «А!» — очень протяжно и дико. Как под Цорндорфом, подумал Иван, посмотрел на дорогу…

И тоже чуть не закричал! Потому что он увидел там карету, запряженную восьмериком. Карета быстро приближалась. Армейское начальство оживилось, Суворов выступил вперед, а Трубецкой, наоборот, отступил, чтобы его не было видно. Карета подъехала к армейскому начальству и остановилась. Войска сразу перестали кричать, и стало так тихо, как во сне. И так же, как во сне, Зайцев неслышно подскочил к карете, открыл дверцу и даже подал руку.

Но никто эту руку не взял. Император вышел из кареты сам, остановился и осмотрелся. Лицо у императора было очень бледное, растерянное. Он смотрел по сторонам и ничего не говорил. И все молчали и не шевелились. Тогда Суворов еще выступил вперед. Император будто только что его увидел, повернулся к нему и спросил:

— А где Катрин?

Суворов ничего на это не ответил, а только подступил к нему еще, то есть уже совсем близко, а после резко вытянул руку — прямо к шпаге императора. Император открыл рот… Но уже ничего не сказал. И молча отдал Суворову шпагу. Суворов взял ее одной рукой, а второй взял императора под локоть и, опять же ничего не говоря, повел его по лестнице наверх. Войска снова начали кричать, и опять тоже самое «А!», а Суворов вел его и вел. Лестница же там очень высокая, ступенек очень много, Иван смотрел им вслед и думал, что это все равно как будто бы ягненка ведут на заклание. А сам он, Иван, разве не ягненок, подумал он дальше. И тут ему вдруг положили руку на плечо. Он быстро обернулся…

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Все еще только начинается

И увидел Семена. Семен был в новом, по теперешним понятиям, мундире. Вид у Семена был строгий, и он так же строго сказал:

— Господин ротмистр! Вот вы где! А я вас третий день ищу. Пожалуйте за мной.

И он развернулся и пошел. Иван пошел за ним, через три шага нагнал и пошел рядом. Они шли молча и довольно быстро, Семен то и дело искоса поглядывал на Ивана, но ничего не спрашивал. А вокруг тогда творился полный беспорядок. Строй же тогда везде был сломан, все кричали, значит, царя, думал Иван, еще не завели во дворец, вот солдаты его видят и кричат. А Иван с Семеном шли через Ямбургский полк напрямик к опушке парка в ту сторону, где море и аллея к Монплезиру. Вот оно что, думал Иван, но ничего не спрашивал. А Семен, наоборот, заговорил — наверное, из-за того, что крик начал стихать, значит, царь уже скрылся, точнее, его скрыли во дворце. А Семен начал ругаться на Ивана, выговаривать его за то, что тот вчера будто бросил дежурство и отлучился неизвестно куда, а теперь явился пьян, а роту бросил на кого, на дядю, а дяде на это плевать, эх, молодежь, кочерыжкины дети, да на вас Бирона нет, и слава Богу, что нет, потому что эта немчура поганая нам, русакам, ни к чему…

Ну и так далее! И замолчал Семен только тогда, когда они всех миновали и подошли к опушке. А там сразу нырнули под ветки, продрались сквозь кусты и вышли