Отыскав Франни и Саймона, держимся очень близко к ним.

Час спустя мы стоим у перил, легкий ветерок развевает мои волосы – он недостаточно сильный, чтобы нанести какой-либо вред прическе. Саймон заводит разговор о своих планах по расширению «Barrister’s». О расширении ассортимента.

Я смотрю на Николаса, и мое сердце замирает. Потому что он не слушает Саймона, его взгляд направлен на палубу, на противоположные перила. Я никогда до этого не видела Николаса в таком ужасе. Но именно эта эмоция замерла на его лице.

– Генри, – шепчет он самому себе. А потом кричит: – Генри!

Он бросается вперед через палубу, я поворачиваюсь как раз, чтобы увидеть, что до смерти его напугало. Генри смеется, слишком сильно опираясь на перила.

А потом… медленно… через них переваливается.

Кто-то кричит. Николас вновь выкрикивает имя брата. Охранник делает ошибку, пытаясь его остановить, и на свою беду получает локтем в нос.

Когда Николас достигает места, где только что стоял его брат, он не медлит ни секунды – хватается за перила корабля руками и перепрыгивает их.

И так оба принца Весско оказываются за бортом.

* * *

Охранники в черных костюмах ожидают снаружи у двери частной палаты больницы. Кто-то принес Николасу сухую сменную одежду: джинсы и простую черную футболку.

Он переоделся после того, как главный врач предоставил ему и представителям королевы сведения о состоянии Генри. По их предположениям, он ударился головой, когда падал вниз. Легкое сотрясение и все признаки, которые указывают на то, что более серьезные травмы отсутствуют.

Но Николасу от этого не легче.

Он сидит в кресле у кровати, наклонившись вперед и опираясь локтями о колени, весь натянутый и напряженный, а зубы стиснуты. Его глаза не отрываются от брата, находящегося без сознания, будто это сможет его разбудить. В комнате гробовая тишина, за исключением звуков глубокого, ровного дыхания Генри и сигнала аппарата, что следит за сердечным ритмом.

Нас здесь двое, но я не чувствуя себя неловко или неуместно. Нет желания предложить ему что-то перекусить или чашку кофе. Потому что я знаю, что все, чего хочет Николас, – это я, он нуждается во мне прямо сейчас. Поэтому нет другого места на Земле, где я хотела бы быть.

Я опускаю руку ему на плечо и разминаю его. Он поворачивается ко мне, встречаясь со мной взглядом, и, боже, в его глазах читается гнев. Переполненные печалью, виной и гневом глаза – будто он не может решить, что хочет сделать: заплакать или побить своего брата.

Я бы чувствовала то же самое, если бы это произошло с Элли. Я бы хотела встряхнуть ее, обнять и задушить, все одновременно. Поэтому я скупо улыбаюсь Николасу.

И, как будто почувствовав, что внимание Николаса направлено не только на него, Генри начинает шевелиться. Его густые белые брови сходятся на переносице, он стонет и медленно, с трудом открывает глаза, так похожие на красивые серо-зеленые глаза Николаса. Они расфокусированы, медленно осматривают комнату, с каждой секундой становясь настороженнее, прежде чем Генри наконец замечает Николаса.

– Дурацкая лодка, – тихим голосом бормочет Генри.

Через мгновение Николас качает головой и пришпиливает брата к кровати одним взглядом.

– Хватит, Генри, – отрывисто говорит он. – Мы все, что осталось от нашей семьи, ты и я. И ты не можешь… больше не можешь так рисковать.

Боль появляется на лице Генри, скинув маску веселья, под которой он всегда прятался.

– Что произошло? – спрашивает Николас. – Я знаю, что что-то произошло. Это съедает тебя, поэтому ты расскажешь мне все. Сейчас.

Генри кивает, облизывает свои губы и просит стакан воды. Я наливаю ему в стакан из пластикового кувшина, стоящего на прикроватном столике. После больших глотков через соломинку, он убирает стакан в сторону и растирает глаза. Когда он начинает говорить, то отводит взгляд от брата в нижний угол комнаты, как будто представляет все, что рассказывает.

– Это было за два месяца до того, как моя служба закончилась. Они держали меня вдали от всего, что напоминало боевые действия… Я был словно на вечеринке в саду. Ты сам знаешь, как это.

Николас объяснял мне это. «Цель высокой важности» – вот кем они с братом были. Хотя курс обучения казался таким же, как и у остальных солдат, когда их дислоцировали, они получали особые задания, потому что были особой целью. Ведь из принцев получился бы блестящий трофей.

– В один из дней Темные Костюмы сказали, что у них особая миссия – возможность для рекламы. Они хотели, чтобы я посетил аванпост, который находился в безопасной зоне, но за пределами основного объекта. Там были мужчины, которые находились на службе некоторое время, и их нужно было приободрить. Визит принца. Награда за хорошую службу.

Генри покусывает свои губы.

– Мы приехали, и я встретился с ними, их было всего пятнадцать. Они были хорошими парнями. Один был похож на сварливого старого бульдога. Он хотел познакомить меня со своей внучкой. А другой… ему исполнилось восемнадцать…

Слезы появляются на глазах Генри, его голос прерывается, а затем надламывается.

– Он никогда не целовался с девушкой. И было похоже, что, вернувшись домой, он первым делом исправил бы это. – Генри растирает лицо, втирая слезы в свою кожу. – Поэтому я рассказал им анекдоты, чтобы они посмеялись. Мы наделали кучу фотографий, а затем я отправился обратно. Мы были в дороге, может… минут семь… когда прилетела первая ракета. Я велел водителю повернуть назад, но он не послушал меня. В чем смысл всего этого, если меня не слушают? – спрашивает он замученным голосом. – Я ударил парня рядом со мной, перелез через его колени и вылез из «Хаммера». И побежал… – Генри давится всхлипом. – Я клянусь, Николас, я бежал так быстро, как только мог. Но когда я добрался туда, там ничего не осталось. Остались просто… куски плоти.

Я прикрываю рот рукой и плачу вместе с ним.

Генри делает длинный, сопящий вдох, снова вытирая лицо.

– И я не могу от этого избавиться. Может, я и не должен. Может, я должен мучиться. – Он смотрит на Николаса, его голос становится резким. – Те мужчины погибли из-за меня. Они погибли из-за фотографий.

Вначале Николас ничего не говорит. Он смотрит на брата. Потом встает.

И его голос – ох, этот голос – утешающий, но твердый. Требующий внимания.

– За дверью стоят два человека, готовых за тебя умереть. Сотни во дворце, тысячи по всему городу… Они все готовы умереть за тебя или меня. За то, что мы представляем. Это наше бремя, плата за жизнь, которой мы живем. Ты не можешь это изменить. Все, что ты можешь, – это почтить память тех людей, Генри. Попытайся…

– Не говори мне жить за них! Это глупо, ведь они умерли! Я сойду с ума, если ты это скажешь.

– Не стану, – мягко успокаивает Николас. – Мы не можем жить за них. Все, что мы можем сделать, – это быть достойными их смерти. Мы те, кто мы есть. Когда ты умрешь, на твоем надгробном камне напишут «Генри, Принц Весско». Но если бы ты сегодня погиб, там бы написали «Генри, Принц Весско, который упал с дурацкой лодки». И все это было зря.