Николас подходит ближе, садится на корточки, чтобы посмотреть в глаза своему брату.

– Очень малое количество людей в мире могут что-либо изменить. Но мы можем, Генри. Поэтому если ты возьмешь себя в руки и сделаешь что-то удивительное в своей жизни, то получится, что те мужчины погибли не зря. Это все, что мы можем сделать.

Они оба замолкают. Генри кажется спокойнее, размышляя над словами Николаса.

– Ты связывался с их семьями? – мягко спрашиваю я. – Может… может, помощь им. Оказать поддержку, узнать, как у них финансово…

– Я не собираюсь бросать им деньги. Это грубо. – Генри качает головой.

– Ты так говоришь только потому, что у тебя есть деньги, – я пытаюсь его вразумить. – Когда ты в бедственном положении – это не грубость, а благословение. И я не имела в виду деньги. Ты мог бы поговорить с ними… стать другом… возможно, заполнить пустоту, которая образовалась после смерти их близких. Не потому, что ты принц, а потому, что ты очень крутой парень.

Генри обдумывает это. Шмыгает носом и вытирает щеки.

– Я очень крутой.

И я смеюсь. Мои глаза все еще влажные, но я смеюсь. Николас и Генри тоже смеются.

Николас садится на кровать, наклоняется вперед и притягивает своего младшего брата в объятия. Прямо как в том видео с ужасного дня похорон их родителей.

И прямо как в тот день, Николас говорит ему, что все будет хорошо.

Николас

На следующей неделе проходит матч по поло, в котором мы с Генри должны были принять участие. Он умолял его исключить, сославшись на предписания лечащего врача из-за недавнего сотрясения мозга. Бабушка молчит об «инциденте на корабле», хотя в прессе сообщалось, что «дикий и пьяный принц Генри делает это снова». Я думаю, она видит, что Генри борется с чем-то и что он не готов к публичному выступлению на матче по поло.

У меня же нет причины для отказа. Да я и сам не против. Поло – сложная, напряженная игра. Она удивительно расслабляет, потому что у тебя нет времени думать о чем-то другом. Хотя иногда ее называют игрой королей, в прошлом она служила для обучения кавалерии, потому что для того, чтобы хорошо играть, необходимо уметь контролировать свою лошадь.

Еще одной причиной наслаждаться участием в игре стала реакция Оливии на мою форму. Я захожу в комнату через книжный шкаф, и ее глаза скользят по мне; черно-белая рубашка обтягивает мои бицепсы, а внушительная выпуклость достаточно заметна в моих узких штанах.

Оливия молча поворачивается, и длинная, до щиколоток, летняя розовая юбка развевается. Девушка закрывает дверь с громким щелчком, и я не сомневаюсь, что мне сейчас повезет.

Она подходит ко мне и опускается на колени. Смеется, вытаскивая мою рубашку из штанов, и дергает за пряжку ремня. Сапоги для верховой езды становятся проблемой, поэтому она просто оставляет их и начинает обрабатывать мой член умелыми, восхитительными губами и языком, заставляя меня так сильно кончить в ее рот, что я даже вижу звезды. Возможно, божий свет.

Да, мне действительно повезло.

* * *

Зрители и пресса снуют по полю и на трибунах. Сегодня не просто играет принц, здесь и сама королева.

Шелковистая кожа Оливии выглядывает из-под белого топа, создавая мне трудности, но я заставляю себя держать дистанцию, пока мы добираемся до места, где она будет сидеть с Франни. Саймон тоже играет. По пути к трибунам Оливия смеется, сверкая своим телефоном, чтобы показать сообщение от Марти – его ответ на фото одной из лошадей, которое она послала. «Как будто смотришься в зеркало» сказано в нем, а красным кружком обведен конский член.

Когда она занимает свое место, я надеваю шлем. А затем снимаю тиковый браслет отца со своего запястья и передаю ей.

– Сохранишь его для меня?

Поначалу она смущается, отчего ее щечки очаровательно розовеют.

– Я буду охранять его ценой своей жизни.

И надевает его на свое запястье.

– Хорошей игры, – желает Оливия. А затем тише: – В действительности я хочу поцеловать тебя прямо сейчас, на удачу. Но знаю, что не могу, поэтому просто это говорю.

Я подмигиваю.

– Я получил свой поцелуй наудачу в твоей комнате. От еще одного я бы ослеп.

И бреду в сторону конюшен под звук ее смеха за своей спиной.

* * *

Несмотря на сгущающиеся черные тучи и запах дождя, мы отыграли две игры. Моя команда выигрывает, так что у меня хорошее настроение. Потный и грязный, я веду свою лошадь в конюшню. Я чищу ее сам в стойле, воркуя с ней о том, какая она хорошая девочка, потому что человек или животное, каждая женщина рада комплиментам.

Закончив, я выхожу из стойла и иду к главному входу. Там встречаюсь лицом к лицу с Ганнибалом Ланкастером. И стону про себя. Мы учились вместе в школе, и он не убийца-людоед, как его тезка, а только подлый отвратительный мерзавец. Его родители и вся его семья – хорошие люди. И могущественные союзники Короны.

Забавно: столько хороших яблок в корзине этой семьи и одно гнилое – Ланкастер.

Они совершенно не знают, какой Ганнибал урод и что мне приходится держать себя в руках время от времени, чтобы не набить ему морду.

Он делает поклон, а затем спрашивает:

– Как ты, Пембрук?

– Хорошо, Ланкастер. Хороший матч.

Он фыркает.

– Наш четвертый был бесполезным идиотом. Я собираюсь убедиться, что он никогда не будет играть в нашем клубе. – Я уже готов уйти от него, но это не так просто. – Кстати, хотел спросить тебя о сувенире, который ты прихватил с собой домой из Штатов.

– Сувенире? – спрашиваю я.

– Девушка. Она прелестна.

У недоумков, вроде Ланкастера, есть все, чего они хотят. Все. Поэтому, когда они находят что-то, что трудно заполучить (или что уже принадлежит кому-то другому), то хотят получить это еще сильнее. И не отступятся.

Я выучил очень давно, что в мире море лохов, которые жаждут мое только потому, что это принадлежит мне. И что самый эффективный способ держать подальше их грязные руки – это притвориться, что меня это не интересует.

Извращение – да, но таков уж мир. Этот мир.

– Прелестна, – подтверждаю я. – Ну, это не должно тебя удивлять. У меня всегда был изысканный вкус.

– Но я удивлен. Обычно ты не приводишь потаскушек домой, чтобы познакомить с бабушкой.

Я замечаю клюшку для поло в углу и представляю, как впечатываю ее в его яйца.

– Не думай об этом, Ланкастер, не вреди себе. Я просто обнаружил, что удобно иметь всегда готовую к сексу киску дома. А эти американки становятся безумны, когда дело заходит о королевских вещах. – Я пожимаю плечами, пока желудок скручивает от тошноты. Если я не избавлюсь от него в ближайшее время, то блевану.