Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это из Америки, – уныло пробормотал Кристофер, расстроенный неудачным экспериментом. – Генри купил его несколько лет назад. Называется «армейский револьвер ординарного действия», система Кольта, модель 1873 года. Простые люди называют его «Миротворец».
Джеймс взял револьвер в правую руку; рукоять удобно легла в ладонь. Попробовал взвести курок и прищурился, целясь в пыльную гипсовую статую.
– Но из-за рун он не стреляет.
Кристофер вздохнул.
– Не стреляет. Я думал, что нашел решение проблемы. Я пробовал разные виды пороха, разные руны, даже произносил над ним защитное заклинание, ну, знаешь, «Сеной справа от меня, Самангелоф у меня за спиной…»
– Это заклинание произносят над новорожденными Сумеречными охотниками, – перебил его Джеймс. – А у нас тут револьвер, а не младенец, Кит. Кроме того, – продолжал он, нажимая на спуск, – он не…
Оружие дернулось в руке Джеймса. В тесном помещении выстрел показался оглушительным, а за выстрелом последовало нечто вроде взрыва. В наступившей тишине все трое изумленно уставились на голубой дымок, поднимавшийся над дулом револьвера.
Гипсовый Разиэль лишился левого крыла. Рабочий стол был усыпан белыми осколками.
Джеймс смотрел на оружие с недоумением и неким нехорошим предчувствием.
– Ты сказал, простые называют это «Миротворцем»? – воскликнул негодующий Томас. – Тогда они еще чуднее, чем я думал.
Кристофер, не обращая на него внимания, издал хриплый торжествующий вопль.
– Клянусь Ангелом, Джеймс, это потрясающе! Потрясающе! Ты сделал это! Он работает! Дай посмотреть.
Джеймс протянул оружие Кристоферу рукоятью вперед.
– Он в твоем распоряжении, целиком и полностью.
Джеймс прислушался, ожидая услышать топот Мэтью, но никто не пришел. Генри что-то говорил насчет улучшенной звукоизоляции в лаборатории – а может, обитатели дома привыкли к взрывам в подвале и даже бровью не повели. Кристофер взвел курок – более уверенно, чем ожидал Джеймс, – и прицелился в манекен, притаившийся в камине. Джеймс и Томас зажали уши, но когда Кристофер нажал на спусковой крючок, раздался только металлический стук и жужжание барабана. Кристофер попытался выстрелить еще дважды, и оба раза безрезультатно. Он с досадой тряхнул головой.
– Наверное, револьвер просто случайно выстрелил, – разочарованно произнес он.
– Можно? – Джеймс забрал у Кристофера оружие. – Интересно…
На этот раз он прицелился в набитое соломой чучело, спрятанное в камине, и теперь был готов к отдаче. Выстрел оказался таким громким, что он едва не оглох. Грудь манекена словно взорвалась, во все стороны полетела солома. Томасу в горло попала труха, и он принялся судорожно откашливаться. Джеймс осторожно положил револьвер на стол, подошел к камину и, опустившись на колени, ощупал стенки. Пуля застряла в кирпиче.
– Получается, только ты можешь из него стрелять, – заговорил Кристофер, похлопав Томаса по спине, чтобы помочь ему отдышаться. – Из-за своего… своего происхождения. Интересно.
Томас взял пресловутое оружие и, в последний раз оглядев, сунул Джеймсу.
– Наверное, надо отдать его тебе насовсем.
– Только если обещаешь потом одолжить его мне для кое-каких дополнительных экспериментов, Джейми, – сказал Кристофер. – Попробуем найти более безопасное место для стрельбы.
Джеймс взвесил «кольт» на ладони. Он слышал, как другие Сумеречные охотники говорили о поисках оружия, которое стало бы их любимым, с которым они никогда не расставались бы, такого оружия, к которому рука сама тянулась бы при встрече с демоном. Джеймс всегда думал, что для него таким оружием стали ножи – он превосходно умел обращаться с ними; с другой стороны, не было такого клинка, который нравился бы ему больше других. Мысль о том, что «избранное» оружие нашлось благодаря его происхождению от Принца Ада, отнюдь не утешала.
– Если эта штука может убивать демонов, – заговорил Томас, словно прочитав его мысли, – это может изменить все. Изменятся наши методы борьбы. Война станет безопаснее для Сумеречных охотников. Ради такого стоит пойти на любой риск.
– Да… наверное, ты прав. – Джеймс осторожно сунул револьвер в карман. – Кит, я тебе сообщу, если будут какие-то… новости.
Он знал, что мог бы остаться в лаборатории до вечера, но вдруг обнаружил, что ему не терпится поехать на Керзон-стрит. Друзья отошли на второй план. Он не хотел, чтобы Корделия вернулась из Института в пустой дом. Она не могла тренироваться так долго – уже начинало темнеть. Кристофер упаковал несколько пузырьков со снотворным, и Джеймс, сунув лекарства в карман, распрощался и поспешил наверх. Дверь в кабинет Шарлотты была закрыта. Он слышал ее голос, голос Мэтью; теперь там с ними был еще и Генри. Судя по всему, родители ожесточенно спорили о чем-то с младшим сыном. Плохо, подумал Джеймс; ему хотелось рассказать Мэтью о револьвере, но пришлось предоставить это Кристоферу и Томасу.
Сидя в карете, он вспомнил надпись на стволе револьвера: «Лк. 12:49». Он знал соответствующий стих из Библии наизусть, как и все Сумеречные охотники.
«Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!»
«Никогда не сойдутся они опять,
Чтобы снять с сердец тяжелый гнет,
Как утесы, будут они стоять
Далеко друг от друга, всю жизнь напролет.
Бурное море разделяет их,
Но ни зной, ни молнии, ни вечные льды
Не могут стереть в сердцах людских
Любви и дружбы былой следы»[31].
– Скажите, Джеймс, – заговорил Элиас со странным блеском в глазах, – вы никогда не слышали о кровожадном демоне Янлуо?
«Папа, ну разумеется, он слышал о Янлуо», – едва не воскликнула Корделия, но вовремя опомнилась. Переступив порог родительского дома, она сразу же поняла, что мать потратила на подготовку к этому вечеру немало времени, сил и денег. На стол был выставлен лучший фарфор, купленный в Париже; кроме того, Сона извлекла на свет божий свою самую ценную скатерть с искусно вышитыми венками и гирляндами из бледных роз. Стол украшали вазы с дорогими тепличными цветами – жасмином и гелиотропом; в доме приятно пахло восточными пряностями и розовой водой. Сначала Корделия почувствовала облегчение – она волновалась из-за этого обеда гораздо больше, чем признавалась Люси или самой себе. Лгать Уиллу и Тессе насчет «семейной жизни» с их сыном было отвратительно, но, по крайней мере, для Эрондейлов помолвка и брак Джеймса стали полной неожиданностью. Лгать собственным родителям было труднее. Сона – и, несомненно, Элиас – находились на седьмом небе от счастья, ведь сбылись их самые заветные мечты. Корделия не просто вышла замуж и устроила свою жизнь; она породнилась с могущественной и влиятельной семьей (что бы там ни думал Элиас насчет Эрондейлов). Корделия произнесла брачные клятвы перед Анклавом и Ангелом, и пути назад не было. Отец и мать знали ее лучше, чем кто-либо другой, и теперь ее терзал страх перед разоблачением. Все эти несколько недель она чуть ли не ежедневно представляла себе, как они с Джеймсом входят в дом, как родители смотрят на них и говорят: «Мы все понимаем. Совершенно очевидно, что вы не любите друг друга, что это брак по расчету».