– Есть, – подтвердила Лиза, – но я там никогда не была.

– А где была? – подняла бровь Мария. – Откуда такой чистый русский язык?

«А что? Почему бы и нет? Что ей даст это пустяшное знание?»

– Я родилась в этом самом городе, – сказала она, загасив окурок в пепельнице. – Только у нас его не переименовывали. Как был Ленинград, так и остался. По крайней мере, пока…

«Черт его знает, может, и у нас все когда-нибудь рухнет? Иди знай, как повернется колесо истории!»

– Значит, ты тоже… – усмехнулась Мария. – Надо же какое совпадение! А там, откуда вы с полковником пришли?

– Там это Ниен, – объяснила Лиза. – Другой мир, другая история. Да и география другая. Но давай вернемся к переходам.

– Нет проблем! – улыбнулась лотарингская крестьянка.

Но продолжить не удалось. Что-то произошло. Невнятное, не опознанное, непонятное. Но сердце вдруг дало сбой, и Лиза ощутила, как напрягаются нервы. И вот это уже было понятно без перевода. Такое с ней случалось не раз и не два. В бою в основном, в чертовом бою…

Время и место точно не определены

– Тсс! – шепнула Лиза, беззвучно поднимаясь со стула и одновременно вытаскивая из наплечной кобуры курносый револьвер.

Однако и Мария оказалась девушкой непростой. Лишних вопросов не задавала и круглые глаза не делала. Двигалась быстро, плавно и тихо. И пистолет, что характерно, оказался у нее в руке так быстро, словно там все время и находился. Мгновение, другое, и они, обе две – не сговариваясь, но интуитивно понимая одна другую – четко разбили комнату на сектора обороны. Мария взяла на себя дверь, Лиза – окно. Можно было, наверное, и наоборот, но так уж сложилось.

Лиза отошла в непростреливаемый угол и прислушалась. В темноте за окном ощущалось некое опасное движение, а еще люди на цыпочках двигались по лестнице и в коридоре. И да! Сейчас Лиза почувствовала ровно то же, что ощутила давеча в ресторане. Опасность! Пока еще далекая, но неотвратимая. Их снова обкладывали, как волков в лесу, и круг загонщиков сжимался.

«Вот же неугомонные! – покачала она мысленно головой. – Вот же, прости господи, жадные до удовольствий сукины дети!»

И в этот момент где-то внизу и, похоже, именно там, где, уходя, чтобы поговорить, они оставили Рощина, грянули выстрелы. Стреляли часто и как бы суетливо. Но одну мелодию в этом сумбуре вместо музыки Лиза выделила сразу. Сдвоенные выстрелы – ту-ду, ту-ду, – уверенные, без спешки, но и без промедления.

«У кого-то на улице праздник, – улыбнулась мысленно, представляя, как действует сейчас там внизу ее полковник. – А у кого-то похороны…»

Ну, это и ежу ясно. Рощин мужчина тертый, в смысле опытный, и, разумеется, опасный. Потому что не сантиментальный, и рефлектировать не привык. Сначала стреляет, а выясняет, что там да как, – если вообще выясняет, – только постфактум.

«Вернее, пост-мортем…[19]»

Лизины размышления, сильно смахивающие на любование предметом своего полового интереса, прервал звук близкого – ближе некуда – выстрела. Мария стреляла прямо через дверь. Едва ли по звуку, скорее, по наитию, но, что любопытно, не промахнулась.

«Опытная!»

В коридоре кто-то вскрикнул и тут же замолчал, потому что Мария добила раненого, стреляя на верный звук. Ответом из коридора стала автоматная очередь. Длинная, чуть ли не на весь рожок, и, похоже, с близкого расстояния. Пули пробивали толстую деревянную дверь навылет и дырявили стенные панели из мореного дуба, но Мария стояла чуть в стороне от линии огня, по-прежнему контролируя дверь и не подставляясь под пули.

«Хороша! А еще треплется про Лотарингию! Крестьянка, понимаешь!»

Лиза стояла в углу около окна. Далеко в стороне от двери, и с улицы не видно. Но это если стоять столбом и по комнате не перемещаться. Подумав об этом, она пожалела, что они не успели выключить свет, и сразу же почувствовала себя голой.

– Давай в окно, что ли, эвакуируемся? – шепнула Марии в паузе между выстрелами.

– Четыре метра и куст сирени, – прокомментировала ее идею женщина, пальнув предварительно для острастки через дверь, чтобы нападающие зря не наглели и «знали страх». – Я могу, а ты?

– Кусты высокие?

– Тебе по грудь. Лицо береги!

– Ну, тогда с богом! – решилась Лиза. – Открываю окно и считаю. На счет три прыгаешь ты. Я за тобой, но левее, компрене-ву?

– Парле ву франсе?

– Да, говорю я, говорю! – отмахнулась Лиза. – Но не сейчас. Встречаемся у вертолета!

Она коротко прицелилась и двумя быстрыми выстрелами высадила верхний и нижний шпингалеты. Стекла разбились тоже, но в раме осталось полно осколков. Так что окно по-любому надо было открывать.

– Гаси свет! – Лиза присела на корточки и, проскользнув под окном, заняла позицию.

Мария выстрелила. Раз, другой, и свет погас.

– Один, – сказала Лиза, распахивая створки бывшего окна. – Два! Пошла!

Мария двигалась быстро. Лиза едва успевала ее отслеживать. Движение, бросок, и женщина вылетает из окна в темноту ночи.

«Хорошо пошла!» – Лиза выждала пару мгновений, позволив неизвестному стрелку поупражняться в стрельбе на звук, и сиганула следом за Марией, направив тело левее.

Упала, как и ожидалось, в кусты. Не так, чтобы очень приятно, но не смертельно. Лицо не поцарапала, но руки ободрала и упустила револьвер. Иди теперь ищи его в темноте среди кустов. Впрочем, именно на такой случай у нее был припасен второй ствол. Лиза вытащила из кармана короткоствольный германский «Арминиус» и начала выдираться из кустов.

Бой в доме между тем продолжался, и, оказавшись на свободе, Лиза первым делом поспешила на выручку Рощину. Он, конечно, герой, пластун и все прочее, но численное преимущество не на его стороне.

– Помощь нужна? – крикнула в разбитое окно первого этажа и тут же сместилась назад и в сторону, пропуская чью-то пулю мимо себя.

– Нет! – крикнул в ответ Рощин и добавил из пистолета, ду-дум, ду-дум, словно подтверждая свои слова. – Двигай к забору, прорывайся на юг, я догоню!

– Не надо на юг! – ответила Лиза, снова меняя свою позицию. – Я попробую поднять вертолет! Жду там!

Перекрикивались на себерском русском, так что вряд ли их кто-нибудь понял, но перестрелка явно оживилась, да и по Лизе кто-то попытался пострелять уже не из дома, а как бы даже со стороны въездных ворот. Но Лиза этого инкогнито вычислила на раз и, позволив выстрелить дважды, прибила на третьем выстреле. Ну, или ранила. Не суть важно! Главное – стрелок замолчал.

Она быстро огляделась, замерев в глухом пятне мрака под стеной дома, прислушалась, пытаясь определиться с мизансценой, действующими лицами и исполнителями, и, приняв решение бежать, рванула со всех ног в сторону амбара. К сожалению, не бесшумно: гравий захрустел под сапогами. Лизу услышали, и когда она уже вбегала в боковую дверь импровизированного ангара, ее догнала пуля. Ударило сзади в бок, словно со всей дури саданули клюшкой. Искры из глаз, и в сторону бросило, как бывало зимой на льду во время игры в себерский хоккей, в который принято играть жестко или очень жестко, а Лиза «каталась» с парнями из Академии, и этим все сказано. Проход – она считалась неплохим нападающим, – толчок в плечо, и ты валишься с ног и скользишь под удары клюшек набегающих защитников. Впрочем, на этот раз Лиза устояла. Ее лишь сильно качнуло, повело в сторону, но она выровняла шаг и, обогнув вертолет, полезла в кабину. Вот тогда и пришла боль. Вернее, все сразу, словно разом включили ощущения, замершие было в ожидании момента, и Лиза почувствовала все сразу: и боль, и тошноту, и кровь, от которой быстро намокли рубаха и пояс брюк.