Господи, что творится с миром?..

— Сэр, проснитесь, — слегка толкая меня в плечо, Алан шепотом пытался разбудить командира. Фу-у-у, как во рту пакостно!.. Словно головешку из костра грыз…

— Кхе… — Блин, даже в легкие эта гадость попадает. Нехорошо… Так, сколько времени? Хм, точно два часа прошло с момента отбоя. — Молодец, Ал. — Бодро выскочив наружу, вздрагиваю от легкого дуновения ветра. Холодно после сна…

— Ветер меняет направление, сэр. — Это он о чем? Что-то случилось? Ведь такие фразы говорят, когда меняется ход истории. — Я о том ветре, что дует, сэр. Погода меняется, сэр. — Шутник, лыбится, блин. — Да и вообще, пока немцы нас бомбили, город горел и было немного теплее. Теперь же на соседних улицах русские и наши ребята потушили несколько очагов пожара, поэтому холодает… Неужели русская зима здесь наступает в начале сентября? — Юморист, блин. — Сэр, канонада на западе полчаса назад прекратилась. И ни звука… — А это уже не смешно, это страшно.

— Спасибо, Ал. Иди поспи. Э… Погоди, сначала сходи к грузовикам, отошли к нашему броневику часового. — У меня пока нет особого желания сидеть часовым. И не пристало командирам на посту стоять.

— Сделаю, сэр!

Надо найти Гримвэя или Дерби и узнать последние данные об обстановке на фронте. Может, и приказ уже получили. Прихватив свой автомат Томпсона, я направился к штабу танкистов. У нескольких зениток, расположенных по краям парка, дежурили артиллеристы, многие из них спали прямо на постах — кто на ящиках со снарядами, кто в креслах наводчиков, кто прямо так, на земле. Все они старались укутаться в тонкие шерстяные одеяла — холод спящего человека пробирает сильнее, чем бодрствующего. Но возле каждой пушки был один неспящий член расчета. С биноклем на груди и карабином М1 на плече часовые внимательно смотрели в удивительно чистое небо, полное звезд. Даже я замер на месте, подняв взгляд на небо. Красота… И это небо одного из дней войны? Невероятно… Такому небу подходит совсем иная, романтическая, мирная реальность на земле…

— Пауэлл, чего бродишь? — Капитан Гримвэй бесшумно, тенью появился из темноты.

— Вас искал. Что-то случилось?

— Ничего, кроме того, что уже происходит, Пауэлл. — Капитан выглядит уставшим. Целый день в пути и бессонная ночь никому сил не прибавляют.

— Сэр, разрешите вопрос?

Надо выуживать информацию. Не хочется мне неожиданно ощутить себя в эпицентре большой задницы. Которая, похоже, медленно приближается. Плевать на тот факт, что я лишь малый винтик в большой системе — первый лейтенант — и передо мной обязаны отчитываться только 45 рейнджеров и больше никто. Сухая армейская правда, она же субординация.

— Хм… Спрашивай.

— Что происходит на фронте?

В полутьме глаза капитана блеснули двумя огоньками:

— Пойдем в штаб, поговорим…

В штабной палатке 3-й бронетанковой дивизии понятие «ночь» не работало, здесь жизнь кипела и била ключом… Всех без разбора била.

Связисты нервно дублировали полученную по радио информацию вслух и записывали ее на бумаге, писари беспрерывно строчили приказы и сводки данных, но эпицентром всей этой возни был стол посреди палатки. Генерал-майор Морис Роуз в окружении пяти офицеров внимательно изучал карту и какие-то документы, видимо, сводки. Наше появление в палатке не вызвало никакой реакции у штабистов, только генерал поднял на мгновение взгляд и посмотрел на меня. Да-а… Глаза, полные ярости и усталости. Как такое возможно?..

— Сюда, лейтенант. — Гримвэй приоткрыл занавеску, отделяющую небольшой угол палатки. Стол, четыре сложенных в углу стула и куча рюкзаков. — Бери стул, садись. — Сам же капитан остался у меня за спиной и не прошел в закуток. Как-то это мне не по душе сие. Опять проверки? Посмотрим…

— Сэр, вы сейчас будете читать мне лекцию о субординации? Или допрос устроите?

Кэп аж захрипел от возмущения:

— Нет, ну вы посмотрите!.. — Подхватив стул, командир обошел стол и сел напротив. — Да, хотел прочесть тебе лекцию… лейтенант. — Ударение на последнее слово было такое, что я все понял. Не стал бы он мне лекцию читать — не смог бы, точнее, не имеет права. — А с чего это ты решил, что я тебя допрашивать захотел?

— Да, есть некоторые воспоминания… — Киваю в сторону и намекаю таким образом на свое время. Кэп секунду тормозит, потом беззвучно открывает рот и губами произносит «time». Смешно-то как. Теперь и я конспиратор, заразился этой дурью!.. Имена, явки, пароли?..

— Понятно… Учти, я тебе сейчас расскажу, что сам знаю, но на будущее — тебе много не должны рассказывать. Тебе, как командиру всего лишь взвода, это просто незачем…

— А может, просто от этой информации горелым тянет? Или даже гнилью?..

— Догадливый… Именно так. Никто не может сейчас предположить, как среагируют солдаты на эти данные… Честно говоря, это и тебе, и другим надо бы знать, но пока командир не желает рисковать…

И скажу я вам, послушать было что. Капитан рассказал, что вчера немцы в районе трех-четырех часов утра выбросили группы десантников численностью от роты до батальона в районах южнее Минска вплоть до границы с Украиной. Затем, приблизительно в пять тридцать, эти группы десанта, одновременно с началом артиллерийского обстрела передовых позиций обороны Экспедиционного корпуса и укрепленных районов у Слуцка и Минска, напали на десяток штабов полков и дивизий в прифронтовой зоне. Некоторые из них уничтожены. Нанесен серьезный урон системам связи — десантники целенаправленно громили все, откуда торчали антенны радиостанций, иногда даже не гнушались малыми группами танков. Неожиданность и наглость действий немецких парашютистов привели к временной потере контроля над ситуацией. Несколько полков Экспедиционного корпуса после немецкой артподготовки, потеряв связь с командованием, без приказа отступили со своих позиций. И тогда-то начался маленький хаос — то командование, что уцелело и имело связь, пыталось отбиваться от наседающих десантников, которые поступили очень хитро и после первой атаки на штабы отступили, перегруппировались и позволили обороняющимся расслабиться, а потом ударили вновь. Штабы начали вызывать подкрепления и, исходя из поступающих с передовой крупиц информации, пытались управлять своими подразделениями. При этом следует помнить, что многие из этих подразделений успели понести серьезные потери. Это я и сам понял: сержант-танкист, резко ставший комбатом, рассказал мне такую историю.

И вот под весь этот шум и гам немцы и поляки ударили. Где-то по готовым ко всему и жутко злым солдатам армии США и РККА, занявшим крепкую оборону, а где-то по деморализованным, сильно потрепанным и никем не управляемым ротам, батальонам, полкам. Короче — немцы проломили оборону танками и не тормозя рванули вперед, быстро разнося неведомыми тяжелыми танками и авиацией преграды на своем пути.

Вот и вышло из всего этого, что к полуночи танки фрицев уже были в Калиновичах на юге и в Осиповичах на северо-западе. У Старых Дорог противника, похоже, остановили, но не факт, что это надолго. И что главное — удар в Белоруссии не единственный. На севере, у Ленинграда, финны и немцы перешли в наступление, но там дела получше, чем у нас, и враги далеко не прошли. Юг, слава богу, сообщает о том, что все так же, как и раньше, — тишь да гладь.