«Да, ладно, подумаешь!» Он уже привык к иссеченному шрамами вздутию на правом виске, больше не воспринимал его, как некое уродство, да и кошмары быстро прошли. Обрывки информации из микрочипов некоторое время тревожили непонятными, не имеющими связи с реальностью образами. Такими, например, как черепаха.

Иное дело – хондийский нерв. Он рос безболезненно, незаметно. Пользы от него намного больше. Он не несет знаний, но позволяет шире воспринимать окружающий мир. Да и железы, сформированные на ладонях, весьма полезны, они помогают быстро устанавливать контакт с хонди, улаживать недоразумения и даже подчинять некоторых не особо продвинутых особей. Запахи служат ключом ко многим дверям, особенно в неисследованных землях, где полно «одичавших» построек. Когда-то они служили определенным целям, теперь же просто впились в почву корнями, поддерживают в себе жизнь, но управлять ими можно только при помощи хондийского нерва.

Для Найла реальность Пандоры не выглядела странной. Искажения времени, разрывы пространства, живые постройки, обломки огромных космических кораблей, рухнувшие на землю города, заросли растений, семена которых занесло сюда из других миров, – все это окружало его с детства.

Впереди дорогу пересекали тусклые прожилки. Найл заметил их еще издали, свернул, обходя стороной заросли огненного плюща. Растение приспособилось извлекать энергию из недр планеты, его корни проникают глубоко, достигают сети очень старых тектонических разломов, провисают над лавой – об этом рассказывал один шахтер, наполовину хонди, наполовину серв. Выглядел он жутковато. Откуда взялись подобные ему биокибернетические создания, Найл понятия не имел.

Небеса стремительно темнели. Огненный плющ тлел багрянцем, сумерки сгущались, темпоралы теперь выглядели, как яркие колоннады, подпирающие небесный свод.

Нерв внезапно встревожился, передал смутный образ фаттаха – одичавшего хондийского истребителя.

Старый. Подбитый. Мертвый.

Мысленный взгляд переместился чуть дальше.

Древний хондийский крейсер давно врос в землю, на его покатой броне образовался слой почвы. На ней прижился низкорослый кустарник. Тонкие молодые побеги плюща рассекали заросли, пылали в ночи огненными прожилками.

Найл успокоил нерв мягким мысленным прикосновением.

Одичавший истребитель не опасен. От него осталась лишь прочная полимерная оболочка.

Тревога не улеглась. Надежное убежище, заманчивое для усталого путника, по непонятной причине выглядело, как ловушка. Главный шлюз крейсера открыт. Ведущая к нему дорога не заросла ночным мхом, но почему у входа в бар так тихо и темно?

«Убирайся прочь!» – настаивал нерв.

Найл так бы и поступил, не растрать он энергию сервокостюма. «Чем, спрашивается, думал? Поверил обрывку рекламного текста?»

Холодок, крадущийся вдоль спины, ощущался все явственнее.

Темная пасть шлюза выглядела таинственно. Подле входа внезапно возникло движение, и Найл метнулся к плющу, затаился в его сиянии.

Дрожь постепенно улеглась. Тонкие запахи плыли в прохладном воздухе, шептали: извини, путник, извини и проходи. Опасности нет.

Сумеречное зрение вернулось, как только рассудок возобладал над эмоциями.

Теперь Найл отчетливо различил силуэт хонди. Рабочий вскарабкался по искореженным конструкциям шлюза, заменил что-то в сплетении кабелей.

«Бар Н-болг», – побеги огненного плюща потянулись к включившемуся источнику энергии, оплели его, сформировали броскую, пылающую в ночи надпись.

* * *

На площадке у шлюза появились еще двое хонди, что окончательно успокоило Найла. Он покинул укрытие, вышел на дорогу, развел руки в стороны, чуть согнул локти в привычном жесте.

Один из хондийских бойцов направился в его сторону. Полностью закованный в природную хитиновую броню, он двигался довольно неуклюже. Странно, ведь хонди обычно такие проворные! – промелькнула тревожная мысль.

Найл терпеливо ждал, приготовившись к любому развитию событий. Наконец хонди подошел к нему, остановился, гибкие тонкие усики появились из неприметных щелей в хитине, коснулись ладоней человека, считывая запахи.

Хомо?.. Странник?.. Проходи…

Тревога вдруг вспыхнула с новой силой, хотя нерв молчал. В чем же дело? Взгляд внимательно следил за охранником. Что не так? Угловатые движения? Его стесняет природная броня?

Рабочий завершил ремонт и застыл.

Низшая особь без дела? Подозрительно. Теперь в восприятии Найла он больше походил на серва. Кибернетические механизмы имели привычку замирать на неопределенное время, если одна задача выполнена, а другая не получена.

– Хомо? Иди по меткам, – напомнил о себе охранник.

Тонкие вариации запахов, считанные нервом, прозвучали в сознании, как самое обычное приглашение. Ни дружелюбия, ни угрозы.

«Ладно. Рискну», – решил про себя Найл. Он незаметно подключил резервный накопитель, теперь энергии в сервокостюме хватит для короткой схватки.

Сразу за шлюзом начинался темный тоннель. Влага и сумрак. Пахучие метки на стенах. Множество ответвлений разбегалось в разные стороны, образуя лабиринт переходов и помещений. Без помощи нерва тут блуждать и блуждать.

Метки манили. Он шел уверенно, тревога улеглась, путь читался ясно, за указателями направления тщательно следили.

Вход в бар закрывала плотная кожистая мембрана. За ней угадывался свет, чувствовалось движение.

Найл коснулся преграды ладонью правой руки, раздался неприятный для человеческого слуха чавкающий звук.

Ого! – он переступил порог, осмотрелся.

Когда-то здесь находился пост управления крейсером. Изогнутый в виде подковы пульт теперь использовался в качестве барной стойки, огромный зал полнился шумом и светом.

На огромных органических экранах шла трансляция популярных соревнований. Эшранги ловко разливали напитки. Столики обслуживали хонди. Группа ц’остов напряженно следила за ходом «поединка трех клювов». Именно группа, иначе определить невозможно. В просторечье ц’остов называли морфами за их способность к мгновенным трансформациям облика. В точности сказать, сколько существ сейчас находится за столиком, не мог даже нерв. Морфы отчаянно переживали за исход состязания, они в буквальном смысле сплелись в клубок, меняя окраску кожных покровов, стремительно отращивая органы зрения, двое вообще впали в ступор от чрезмерных эмоций – они растеклись по полу серыми кляксами.

Среди прочих посетителей взгляд Найла выделил человека и изгоя-полукровку. Оба сидели за стойкой. Полукровка заметно нервничал, часто оглядывался по сторонам, не обращая внимания на захватывающий ход соревнований.

Его уродство скрывала одежда, но нерв никогда не ошибался. Изгоев выдает специфический запах. Найл даже зажмурился от мощного сигнала – нерв буквально выплеснул в его сознание образ: под одеждой изгоя скрывалась воспаленная кожа, местами покрытая рудиментальными хитиновыми покровами.