— Что же именно? — спросил я удивленно.

— Кое-что совсем маленькое. Не откажете?

— Вам нужно только попросить.

Она приблизила прекрасное, чрезвычайно серьезное лицо и таинственно прошептала:

— Будете запирать дверь на ночь?

После чего исчезла так быстро, что в ответ на необыкновенную просьбу я не успел произнести ни слова.

Начало новой жизни в уединенном доме произвело странное, невеселое впечатление. Отныне горизонт ограничился унылым полем жесткой травы с редкими кустами вереска и камнями, торчащими из земли, словно ребра самой природы. Более безрадостной, унылой пустоши я в жизни не видел; но в одиночестве заключалось ее главное очарование. В бесцветных мягких холмах и молчаливом небесном куполе над головой не было ничего, способного отвлечь от высоких помыслов. Я добровольно покинул ту проторенную дорогу, по которой толпой шагали люди, и свернул на собственную тропинку в надежде оставить за спиной печаль, разочарование, переживания и прочие мелкие человеческие слабости. Собрался жить исключительно ради того чистого, незамутненного посторонними мыслями знания, которое составляет высшую цель существования. Однако в первый же вечер, проведенный в Гастер-Фелл, произошло странное событие, заставившее вспомнить об оставленном мире.

Тот вечер выдался мрачным и душным, на западе медленно собирались тяжелые тучи. Воздух в моей хижине становился все более тяжелым и гнетущим, так что казалось, будто на грудь и лоб давит какой-то груз. Над болотами то и дело прокатывался рокот надвигавшейся грозы. Понимая, что заснуть не удастся, я встал, оделся и вышел на крыльцо, чтобы, стоя возле двери, окинуть взглядом черную пустошь. Здесь, внизу, дуновения ветра не ощущалось, однако над головой по нависшему небу величественно плыли тучи, и время от времени в расселины между валами робко заглядывала жалкая половинка луны. Гнетущую тишину нарушало лишь журчанье речки Гастер-Бек, да изредка слышалось уханье далекой невидимой совы. По узкой овечьей тропе я прошел вдоль берега не больше сотни ярдов и уже собрался вернуться домой, когда луна скрылась за чернильной тучей, а темнота сгустилась настолько, что не стало видно ни тропы под ногами, ни речки справа, ни валунов слева. Некоторое время я стоял, беспомощно шаря в кромешном мраке, и вдруг раздался жуткий удар грома, а вспышка молнии так ярко осветила обширную пустошь, что на миг стал отчетливо заметен каждый куст и каждый камень. Электрический разряд длился совсем недолго, но его хватило, чтобы меня насквозь пронзил ужас: на тропинке, не далее чем в двадцати ярдах, стояла женщина, а мертвенно-бледный свет падал на фигуру, в мельчайших подробностях являя моему потрясенному взору ее черты лица и наряд.

Трудно было не узнать темные глаза и высокий грациозный стан. Да, это была она, Ева Кэмерон — та самая молодая леди, которую я мечтал забыть. Пару мгновений я стоял, ошеломленно застыв, и пытался понять, действительно ли это она, или надо мной насмехается собственный возбужденный ум. Очнувшись, я побежал в ту сторону, где только что видел образ, начал громко звать, однако ответа не получил. Снова окликнул и снова не услышал ничего, кроме меланхоличных всхлипов совы. Новая вспышка осветила ландшафт, к тому же из-за тучи вышла луна. Но даже забравшись на холм, откуда открывалось взору все болото, я не смог увидеть и тени полуночной скиталицы. Больше часа я бродил по болоту, пока не оказался возле собственной хижины, так и не поняв, действительно ли видел бывшую соседку или поддался игре воспаленного воображения.

В течение трех дней после невероятной грозы я упорно трудился. С раннего утра до позднего вечера не поднимал головы от стола. Полностью погрузился в книги и рукописи. Наконец я почувствовал, что достиг того блаженного спокойствия, того желанного оазиса познания, о котором так долго мечтал. Но увы! Надеждам и планам было суждено разрушиться! Не прошло и недели после бегства из Киркби-Малхаус, как цепь непредвиденных и необыкновенных событий разрушила покой моего существования и наполнила душу такими острыми переживаниями, что все посторонние помыслы исчезли сами собой.

III

Серая хижина в лощине

На четвертый или пятый день после переселения в Гастер-Фелл я с изумлением услышал за окном шаги, а потом раздался громкий звук — как будто в дверь стучали палкой. Даже взрыв динамита не расстроил бы меня сильнее. Я рассчитывал навсегда освободиться от постороннего вмешательства, и вот, пожалуйста: кто-то бесцеремонно стучит в дверь, будто здесь деревенская пивная. Покраснев от гнева, я вскочил из-за стола и отодвинул засов в ту самую минуту, когда незваный гость снова поднял палку, чтобы грубо потребовать внимания. Передо мной стоял высокий плотный мужчина с рыжеватой бородой и широкой мощной грудью, одетый в свободный твидовый костюм, скроенный скорее исходя из удобства, чем в соответствии с требованиями элегантности. Пока незнакомец неподвижно стоял в мерцающем свете солнца, я успел рассмотреть черты лица. Большой мясистый нос, пронзительные голубые глаза под нависающими широкими щетками бровей, совсем не сочетающийся с молодым обликом испещренный морщинами большой лоб. Я был готов увидеть на пороге пастуха или неотесанного бродягу, однако отметил фетровую шляпу не первой свежести, повязанный вокруг мускулистой загорелой шеи пестрый носовой платок и сразу распознал благородного образованного человека, а потому пришел в замешательство.

— Выглядите изумленным, — с улыбкой проговорил незнакомец. — Уж не думаете ли вы, что вы единственный, кто стремится к уединению? Как видите, в этой дикой местности есть и другие отшельники.

— Хотите сказать, что живете здесь? — спросил я непримиримым тоном.

— Вон там, — ответил он, показав за спину. — Поскольку мы с вами соседи, мистер Аппертон, решил, что должен зайти и спросить, не могу ли чем-нибудь помочь.

— Благодарю, — не убирая руки с засова, ответил я холодно. — Я человек нетребовательный, так что сделать для меня вы ничего не сможете. Однако вы находитесь в более выгодном положении, поскольку знаете, как меня зовут.

Казалось, мой нелюбезный тон глубоко разочаровал пришельца.

— Ваше имя я узнал от работавших здесь каменщиков. Что же касается меня, то я доктор. Доктор из Гастер-Фелл. Так меня зовут все местные жители, я привык.

— Наверное, практика здесь не слишком обширна? — осведомился я.

— Помимо вас, ни единой живой души на многие мили вокруг.

— Кажется, помощь необходима вам самому, — заметил я, глядя на большое белое пятно на загорелой щеке. Такие следы оставляет на коже едкая кислота.

— Ерунда, — лаконично ответил посетитель и повернулся вполоборота, чтобы скрыть отметину. — Но мне пора. Ждет спутник. Если помощь все-таки потребуется, только дайте знать. Я живу на расстоянии мили от вас, вверх по течению речки. С внутренней стороны