Несмотря на богатый и разнообразный жизненный опыт, это странное нападение заставило меня вздрогнуть. Возраст старшего из мужчин, его очевидная слабость, неуверенность и раболепие — все свидетельствовало о жестокости поступка. Гнев едва не заставил меня, даже не вспомнив об отсутствии оружия, немедленно отправиться в дом, однако донесшиеся из-за двери голоса подсказали, что мир восстановлен. Солнце уже опустилось за горизонт, и все вокруг, кроме алого пера на шапке горы Пеннигент, погрузилось в серую дымку. Незаметный в угасающем свете позднего вечера, я подошел ближе и прислушался. В доме слышался высокий жалобный голос старшего из мужчин и какие-то странные металлические звуки. А потом вышел доктор, запер дверь на замок и, словно безумный, дергая себя за волосы и беспорядочно размахивая руками, принялся расхаживать вокруг хижины. Спустя некоторое время, когда окончательно стемнело, он быстро пошел куда-то и скоро скрылся из виду. Как только шаги стихли в отдалении, я осмелился подойти поближе. Запертый в доме узник по-прежнему изливал поток невнятных слов и время от времени стонал, как будто от боли. Слова оказались не чем иным, как молитвой: настойчивой, долгой молитвой человека, ощущающего приближение неминуемой опасности. Бесконечное торжественное обращение одинокого страдальца к высшим силам в темноте звучало особенно пронзительно и вселяло благоговейный ужас. Размышляя об уместности вмешательства, я услышал вдали шаги возвращающегося доктора, а потому поспешно подбежал к окну и сквозь решетку заглянул внутрь. Хижина освещалась довольно ярким сиянием — как потом выяснилось, исходившим от атанора[12]. Я смог различить большой стол, уставленный множеством реторт, пробирок и конденсаторов. Все они блестели и отбрасывали на стену странные тени. А в дальнем конце комнаты виднелось похожее на курятник деревянное сооружение, где, стоя на коленях, молился тот самый человек, чей голос я слышал. В красноватом свете лицо его выступало из тени подобно полотну Рембрандта: на бледной, сухой пергаментной коже отчетливо проступала каждая морщина. Впрочем, я успел бросить лишь мимолетный взгляд, а затем отскочил от окна, по камням и вереску поспешил прочь и замедлил шаг, только снова оказавшись в своем спокойном уголке. Бросился на кровать и долго пролежал, снова и снова переживая самое большое потрясение в своей жизни.

Однако уснуть мне не удалось: почти полночи я ворочался и поправлял неудобную подушку. Замеченный в комнате замысловатый научный прибор стал поводом для рождения невероятной теории. Возможно ли, чтобы доктор проводил какие-нибудь сложные дьявольские эксперименты, требовавшие посягательства на здоровье и даже жизнь товарища? Это предположение могло бы объяснить одинокую жизнь среди болот, однако никак не соответствовало той искренней дружбе, свидетелем которой я стал не далее как утром. Что именно — горе или безумие — заставило доктора рвать на себе волосы и размахивать руками, когда он вышел из хижины? И неужели милая Ева Кэмерон принимала какое-то участие в зловещем бизнесе? Что, если по ночам она ходила в этот самый дом? А если так, то что же связывало это странное трио? Как бы я ни старался, как ни напрягал свой воспаленный ум, удовлетворительного ответа на все эти вопросы найти не мог. Когда я все-таки провалился в тяжелый сон, то снова и снова переживал увиденные вечером фантастические картины, а наутро проснулся усталым и нервным. Этим утром мне удалось развеять сомнения относительно того, действительно ли бывшую соседку я видел во время грозы. Прогуливаясь по ведущей к пустоши тропинке, заметил на мягкой земле маленькие, аккуратные следы хорошо обутых ножек. Крохотный каблучок и длинный острый носик туфелек мог принадлежать только очаровательной квартирантке из Киркби-Малхаус. Некоторое время я шел по ее следам, пока те не потерялись на твердой каменистой почве. Однако сомнений не осталось: ночная путешественница направлялась в одинокий странный дом. Но что за сила влекла хрупкую девушку через болота, ветер, дождь и мрак на странное свидание?

Почему я позволил собственному сознанию погрузиться в посторонние мысли? Разве я не гордился тем, что живу в стороне от мирских забот? Разве мог допустить, чтобы все планы и решения утратили силу лишь потому, что новые соседи вели себя необычно? Наивная, недостойная слабость! Долгим, упорным усилием воли я заставил себя выбросить из головы все посторонние мысли и вернуться к прежнему спокойствию. Задача оказалась не из легких. Только через несколько дней, проведенных исключительно дома, я почти преуспел в достижении внутреннего равновесия, однако новое событие вернуло мысли в прежнее русло.

Я уже говорил, что по долине мимо моего дома протекала небольшая речка Гастер-Бек. Примерно через неделю после описанных событий, сидя возле окна, я внезапно заметил, что вниз по течению плывет что-то белое. Поначалу я было подумал, что это может быть тонущая овца, а потому взял палку, отправился на берег и выловил то, что оказалось старой, порванной простыней с инициалами «Дж. К.» в углу. Зловещий смысл находке придавали покрывавшие все полотно пятна крови. В тех местах, где простыня намокла, они казались просто бледными, но на немногочисленных сухих участках кровь была свежей и яркой. Я вздрогнул: страшная улика могла приплыть только из стоявшей в долине одинокой хижины. Какая мрачная кровавая драма могла оставить столь жуткие следы? Пожалуй, я льстил себе, считая, что могу пренебрегать всем родом человеческим, — ведь теперь меня съедали чувства негодования и любопытства. Как можно остаться равнодушным, когда на расстоянии не больше мили происходят страшные события? Как потомок Адама, я не мог устоять перед искушением немедленно раскрыть тайну. Поэтому я запер дверь на засов и отправился вверх по течению в направлении хижины хирурга. Однако не успел уйти далеко, как заметил его самого. Сосед стремительно шагал по склону холма, сбивая толстой палкой всю попадавшуюся на пути растительность и завывая, как сумасшедший. Должен признаться, один лишь вид этого человека развеивал все сомнения относительно его психического здоровья. Когда же доктор подошел ближе, я увидел бандаж на его левой руке. При виде меня он замер в нерешительности, явно не зная, подойти или нет. У меня не было никакого желания задавать ему вопросы, так что я прошел мимо, а он продолжил путь — все так же крича и размахивая дубиной. Когда доктор скрылся из виду, я направился к хижине в надежде найти разгадку происходящему. Подойдя, с удивлением обнаружил, что обитая железом дверь открыта нараспашку. На земле возле крыльца были заметны следы борьбы. Войдя в комнату, я застал полную разруху: и химический прибор, и утварь,