Она поплелась в ванную, разделась, включила отопительный котел и прыгнула в ванную. Погрузившись в горячую воду, она дала слезам волю. Она яростно терла кожу ногтями с мылом до красноты и сидела в воде до тех пор, пока та не остыла. Потом завернулась в толстое белое полотенце и села на унитаз.

Все ее тело болело, ей было жалко себя. Хотелось, чтобы они с Генрихом сблизились. Чтобы отношения были такими, в которых она могла поделиться произошедшим. Но пока она размышляла над такой возможностью, реальность открыла ей глаза: Генрих не был таким человеком.

По ее щекам потекли новые слезы, и она задумалась, что ей нужно сделать, чтобы он снова ее полюбил. Если бы она только могла понять, в чем ее ошибка.

Когда слез не осталось, она выскользнула из ванной, надела ночную рубашку и, морщась от боли, медленно заковыляла в спальню. Она присела на краешек кровати, чтобы не беспокоить Генриха. Когда она осторожно откинула одеяло, он отвернулся от нее, постанывая во сне. Ей сильно хотелось обнять его или чтобы он обнял ее, но, если она разбудит его, он может рассердится. Поэтому вместо этого она засунула ноги под одеяло и, вжавшись в подушку, и погрузилась в беспокойный сон, когда ее измученное тело сдалось усталости.

Прошло два дня, с тех пор, как он обнаружил Майкла в переулке. Сидя на чердачном сундуке, Йозеф наблюдал как молодой человек тихонько ест суп, на краю кровати аккуратным пушистым клубком лежал Дантес. Йозеф, глубоко озабоченный, изучал своего друга, пока тот трудился над едой, его бледное лицо сильно осунулось и стало пепельно-серым. Изможденность выдавала не только суровость испытаний, но и их интенсивность, о которой он только намекнул Йозефу.

– Чувствуешь себя лучше? – вместо надежды в его голосе послышалась растущая тревога, хотя он очень старался ее скрыть.

Майкл пренебрежительно махнул рукой:

– Со мной все будет хорошо, – прохрипел он. Слова иссякли, его фразу прервал продолжительный и мучительный кашель.

Сердце Йозефа сжалось, надвигающийся страх одеялом окутал его тело. Он изо всех сил старался, чтобы лицо не выдало его опасений, но дрожь в голосе скрыть так и не получилось:

– Может быть, хочешь чаю?

Майкл замотал головой и закрыл глаза, хватая ртом воздух, казалось сам факт принятия еды утомлял его.

– Мне просто нужно отдохнуть, – устало сказал он, уронив голову на подушку. Ложка упала из его руки на кровать, и он погрузился в глубокий сон.

Йозеф забрал тарелку и ложку, услышал его хриплое дыхание и почувствовал исходящий от его тела жар. Он выпрямился, колеблясь, пытаясь решить, что делать. Всем своим существом он хотел сесть рядом и смотреть, как тот дышит, следить за любыми признаками ухудшения. С тяжелым сердцем он осознал, что пора идти на работу.

Нацисты в университете были бдительны, как никогда. Все необычное тщательно взвешивалось и изучалось. Они были одержимы паранойей, повсюду им мерещились заговоры и сопротивление. Он качал головой. Он подвергнет Майкла опасности, если они обыщут его дом. Он должен продолжать притворяться, что все хорошо, проживая свой день предсказуемо, вести себя также, как вел большую часть своей жизни.

Тот день в университете тянулся мучительно долго. В перерывах между занятиями Йозеф ходил в библиотеку и читал книги о болезнях, которые могут быть у Майкла, складывая в стопку, чтобы забрать домой. Как только все закончилось, он поспешил домой, даже не зайдя за письмами и за скудной недельной порцией картофеля.

Он взбежал по лестнице на чердак с надеждой на лучшее. Но когда зажег крошечную лампочку и взглянул на Майкла, его настроение изменилось. Майклу стало хуже. Его густые темные волосы спутались и спадали мокрыми прядями на лоб. На лице поблескивали капельки пота, он что-то бормотал во сне.

Торопливо подойдя к кувшину, оставленному с утра, Йозеф налил стакан воды и поднес к губам Майкла.

– Майкл, Майкл, это я.

Майкл вздрогнул во сне, глаза его несколько раз закатились, прежде чем окончательно открыться. Казалось, он никак не мог сосредоточиться на Йозефе и щурил глаза. Наконец он заговорил:

– Профессор, вы можете выключить свет? – с болью в голосе проговорил он. – Глазам больно.

Йозеф погасил свет и в темноте вернулся к кровати друга. Даже в полумраке он видел, что пижама Майкла насквозь промокла от пота.

– Я принесу тебе тряпку, – сказал он с чувством полной безнадежности.

Спустившись вниз, он намочил тряпку в холодной воде. Взглянув на свое отражение в кухонном окне, он поразился человеку, смотревшего на него. Когда он успел так постареть?

Йозеф поспешил наверх. Оказавшись на холодном темном чердаке, он опустился на колени и осторожно протер тряпкой лицо и шею своего пациента. Расстегнув пижамную рубашку, он ошарашенно смотрел на сыпь, охватившую грудь Майкла. У Йозефа внутри все сжалось. Эх, если бы он был врачом, а не математиком.

Пока он вытирал лоб молодого человека, Майкл то терял сознание, что приходил в себя. Йозеф принял решение. В ту же ночь он принес на чердак стул, чтобы быть поближе к другу.

Оба мужчины спали урывками, и всякий раз, когда Йозеф просыпался, он продолжал ухаживать за Майклом, который бредил, охваченный лихорадкой. Ближе к трем часам ночи Йозефа охватили страх и беспомощность. Чтобы унять тревогу он ходил кругами по чердаку и, наконец остановившись у треснувшего окна, стал смотреть на бледную луну, мрачно висевшую в ночном небе. Легкий ветерок пробежал сквозь стекло и подул на него. Он закрыл глаза и прошептал:

– Сара, пожалуйста, скажи, что мне делать?

Но перед его мысленным взглядом предстало только ее лицо, ее зеленые глаза сияли, она посмеивалась над ним и трясла копной медных кудрей. Он хотел бы поговорить с кем-нибудь, довериться, но он должен защитить Майкла. Он не мог допустить, чтобы кто-нибудь узнал о его тайном госте.

В конце концов он вернулся к своему креслу, чтобы прочитать еще пару книг по медицине, принесенных домой из университета, до того, как погрузиться в сон и проснуться через час от мучительного кашля Майкла. Йозеф налил ему горячей воды с лимоном и принес на чердак. Снова измерив его температуру, он с негодованием покачал головой. Все еще высокая. Как долго тело может выдержать такое испытание? Он не мог потерять его; он не мог потерять кого-то снова.

Когда первые рассветные лучи окрасили темноту в ярко-голубой цвет, он потянулся к своему другу:

– Мне нужно принести тебе лекарство, – прошептал он ему на ухо.

Майкл кивнул.

– Я ненадолго.

Молодой человек повернул голову и открыл глаза.

– Со мной все будет хорошо, профессор, – вяло сказал он, произносить слова оказалась для него мучением. Он разразился приступом кашля, и в итоге его вырвало в ночной горшок рядом с кроватью.

Йозеф обтер его и осторожно положил его голову на подушку.