– Да, об этом трудно забыть.

– Это невыносимо! – заорал я и начал нервно мерить комнату шагами. – Знаешь что? Я думал, ты самый правдивый человек на свете, а оказалось, ты притворщица похуже меня. Просто скажи правду: «Так и так, ты мне не нравишься». Я не ребенок, хватит предлагать мне чай, суп, воду и… И что там у вас еще есть!

– Есть пиво.

– Вот!! Вот и я об этом! – Я брякнулся на пол и яростно уставился на нее. – Говори откровенно.

– Не буду.

– Говори, и я немедленно уйду! Что тут сложного?

– Правду хочешь? Пожалуйста! – Молли вдруг разъярилась так же, как я. Я слегка отполз – в гневе она довольно страшна. – Да я люблю тебя, как чокнутая идиотка, с первой же секунды, как увидела! Доволен? – Она вскочила, подбежала к двери и распахнула ее. – А теперь убирайся! Катись в свой Лондон, или я сама тебя на корабль запихну!

Я моргал, глядя на нее с пола, и Молли с размаху захлопнула дверь.

– Но я же был… мертвый, – брякнул я, не придумав других возражений.

Сердце живого человека может биться с огромной, невыносимой скоростью.

– Да живее некуда ты был, – процедила Молли. Губы у нее подрагивали. – Подошел к забору леди Бланш, пока я снег у нее в саду убирала.

– Я… я думал, ты этого вообще не помнишь.

Молли издала сухой смешок.

– Да уж, конечно, забыла напрочь. Тебя попробуй забудь! Красивый, дерзкий, о таком небось любая дама мечтает. – Она угрюмо пожала плечами и сползла по стене на пол. – А таким, как я, даже мечтать глупо о таких, как ты. Вот и вся история.

– Но… но… – Я прополз несколько шагов в ее сторону и бессильно замер. – Почему глупо? Я же тебя сам спросил, можно ли тебя поцеловать. Тогда, у курятника. А ты спросила зачем…

Молли отвернулась, хмуро глядя в угол.

– Вот именно, зачем? Вы же не всерьез спрашивали, так, развлечься. А у меня к вам всерьез, и у меня тоже гордость есть. А вы потом и не спрашивали больше, сами поняли, как это глупо.

– А вот когда ты за Бена замуж собиралась… – выдохнул я. От переизбытка чувств меня трясло. Я оперся ладонью на пол, а потом лег на него совсем. Нужно глубоко подышать. – Что, я и тогда тебе нравился?

– Конечно. Доктор для брака вообще не создан, неважно с кем. А так я тебя хоть видела бы иногда. – Молли вытерла нос кулаком и встала. – Ну, все, доволен? Садись пить чай и езжай в…

– В Лондон. Я понял, – с трудом ворочая языком, закончил я. – Хочешь поехать со мной?

– Вот заладили.

Молли подошла и протянула мне руку. Я ухватился за нее, и она одним движением подняла меня с пола. Собиралась разжать пальцы, но я вцепился намертво. Так мы и замерли в каком-то подобии делового рукопожатия.

– Ты выйдешь за меня? – хрипло спросил я.

– Нет, конечно.

– Почему?

– Потому что вы, как сами неоднократно упомянули, граф. А я не дура, знаю, как мир устроен. – Она вяло пыталась вернуть себе свою руку. Я не выпускал. – Граф – это почти как король! Вы сейчас расчувствовались, но выспитесь и передумаете.

– Я знал, что умру. Уже после земляничного праздника. – Молли перестала вырываться, но я для верности взял ее руку двумя своими. – Хотел уехать в гостиницу, но услышал, как ты поешь, и… Я остался, я довел расследование до конца, чтобы поразить тебя. Добиться твоей любви.

– Нечего было добиваться, – еле слышно ответила Молли. – Она у тебя уже была.

– Я думал, ты меня просто жалеешь. Как друга.

Она слабо улыбнулась и посмотрела на меня.

– Потому что ты глупый. Нельзя тебе на мне жениться. Я крестьянка, а мы не в сказке.

Я опустился на колени и прислонился лбом к ее животу. Молли охнула.

– Ты за меня выйдешь? – спросил я, не отрываясь. – В сказках все повторяется три раза, так что на этот раз либо «да», либо я поехал.

Молли зарылась рукой в мои волосы.

– Ну… да, – еле слышно сказала она. – Если не передумаешь.

Я так оскорбился, что немедленно встал.

– Ты меня считаешь человеком, который может передумать?

Молли неуверенно улыбнулась.

– Нет, – тихо сказала она и положила ладони мне на щеки. Я сглотнул. – Ты благородный и… И храбрый, и жизнелюбивый. Даже когда дела хуже некуда, у тебя всегда шуточки наготове. Рядом с таким, как ты, кто угодно захочет быть рядом до старости. В свои черные дни, и в твои тоже.

– Я так счастлив, – прошептал я и прислонился лбом к ее лбу. – И так волнуюсь, что сейчас, кажется, умру.

– Не умрешь, – ответила Молли и поцеловала меня.

Просить руки девушки надо у ее родителей – это совершенно очевидно, но я вспомнил об этом только после того, как мы с Молли выпили весь чай, проговорили два часа и поцеловались около тридцати раз. Вот тут-то я вспомнил про Фрейю и несколько оробел. Мало ли какие возражения у нее возникнут!

– Ой, да какие там возражения. Бегу одеваться, – хихикнула Молли и скрылась в моей бывшей комнате. – Я теперь тут сплю! Красиво ты все обставил.

– О… Послушай, я же не подумал… – Я выдохнул, прислонившись к стене. Быть живым – значит решать множество житейских вопросов. – Нам ведь придется уехать в Лондон. Я граф, у меня там дом, но… Тут у меня тоже угодья, и особняк, я правда, не знаю где и никогда там не был.

Молли выскочила из комнаты в знакомом желтом платье. Я улыбнулся. Значит, оно ей все-таки понравилось.

– Разберемся. – Она встряхнула мою руку. – Я очень практичная. И я все понимаю. Управлять этим, ну, поместьем – это работа, а я работы не боюсь.

Тут нам пришлось прерваться на смущенное хихиканье и еще несколько поцелуев, но в конце концов мы добрались до Фаррелла и Фрейи. Они жили в знакомом мне домишке, окруженном садом, значительно превосходящим по своей изысканности все сады в Лондоне (даже мой собственный).

– Мама! Он приехал, и мы поженимся! – заорала Молли, спрыгнув с козел экипажа, и сломя голову бросилась навстречу матери.

Я невольно забеспокоился – без согласия родителей никакого «поженимся» не получится.

– Ох, счастье-то какое! – Фрейя с богатырской силой обняла дочь и направилась ко мне. – Иди, иди сюда, сиротка ты мой несчастный. Какой же ты красивый, прямо цветочек!

Ничего себе фамильярность! Я собирался возразить, что я не несчастный и уж тем более не цветочек, но Фрейя уже трепала меня за щеки и прижимала к груди. Выглядела она, признаться, замечательно, хоть и в своем крестьянском стиле: вид здоровый, глаза сияют. Видимо, любовь даже дракона может расколдовать.