было превращение людей Запада из «чужих» в «своих». Но это не означало переноса в наше пространство политических форм, пригодных для европейского коммерческого города и национального государства, но не соответствующих нуждам континентальной империи.

Однако сам принцип рецепции заключается в том, что любую частную культуру, независимо от принадлежности её носителей к той или иной этнической или социальной группе, необходимо мыслить как принадлежащую всей европейской цивилизации. Ничто, кроме утопии, иллюзий, не мешает делать это критически. Так, системная вековая западная русофобия никак не останавливала Запад в его интенсивном и непрерывном исследовании, осмыслении, заимствовании и даже возвеличении нашей культуры.

В пятисотлетней истории русского государства модернизационная позиция государя совпадала с подъёмом империи и укреплением власти, а отказ от модернизации и установка на консервацию достигнутого приводили к ослаблению империи и кризису власти.

Христианство было воспринято русской цивилизацией в момент её рождения. Однако в исповедании веры Христовой мы не пошли по пути Запада. Запад уклонился в ереси, а мы нет. Следующей после христианства революцией европейской цивилизации, продолжающей европейское развитие, стало появление науки Нового времени и новой инженерии. Поэтому XVIII век стал для России периодом рецепции этой революции, появления русской науки и техники, на эту цель направлены были модернизации Петра Великого и Екатерины Великой. Отсюда — Ломоносов, Академия наук, Московский университет, российская мысль. Ломоносов — ученик Христиана Вольфа — утвердил важнейший принцип культурного развития, заключающийся в том, что наша земля может рождать «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов». Что мы можем и должны рассматривать науку как собственное дело. Что обучение на Западе никак этому не противоречит, поскольку западная наука должна рассматриваться как наша собственная, и наоборот. После революции и войн этот принцип пришлось вспоминать заново. Пётр Капица — ученик Эрнеста Резерфорда — писал об этом Сталину в 1946 году. Мы испытали на себе светскую веру и её применение для построения политической монополии, но потом отказались от неё. А Запад — нет. Мы, используя политическую монополию с опорой на светскую веру, построили государство нового типа — народное, являющееся механизмом подъёма народа к культуре и истории. А Запад — нет.

Урок 4. Вызов нам

Кто бы и как бы ни относился к революции 1991 года, падению коммунистического строя и распаду СССР, фундаментальный исторический факт состоит в том, что осуществили это дело предатели — члены самой правящей элиты. Никаких «низов, которые не хотят» и «верхов, которые не могут» не было, была в лучшем случае имитация того и другого, создан резко возросший дефицит потребления, приуроченный к нужному моменту. Члены партии власти предали и дело партии, и собственную страну, отказавшись ставить вопрос о новой роли КПСС после создания социалистического государства, то есть предательство произошло задолго ДО перестройки. Они не знали, что делать дальше, — и не хотели знать. И не позволяли искать это знание другим. КПСС самоликвидировалась — решение приняла её верхушка.

Предательство властной элиты — отнюдь не первое в нашей новейшей истории. То же самое произошло в феврале 1917 года, когда Николая II генералы «уговорили», вынудили отречься от престола, после чего немедленно арестовали. Никаких насущных проблем, стоявших перед страной — окончания войны, прежде всего, — тот переворот не решил. Но он лишил страну власти и государства. Дальнейшие события показали, что такое предательство смывается только кровью Гражданской войны. Предательство 1991 года смывается ею же — и война Украины против Донбасса стала самым масштабным эпизодом этой войны.

Мясорубка ХХ века, через которую прошла Россия и в которой она трижды могла погибнуть — в 1918-м, 1941-м и 1991-м, — лишила нас многих людей, хранивших историческую память страны в истории своих семей. Половина аристократии покинула Россию в Гражданскую войну. Люди, знавшие две России — царскую и советскую, во множестве полегли на полях Великой Отечественной. Носители советского проекта были деморализованы в 1990-е, кто-то опустился, многие прежде срока ушли из жизни. Всех, конечно, не перебили. Но значение исторического знания при дефиците социальной памяти резко возрастает. Его будут стараться разрушить. Атака на нашу историю уже началась, давление будет усиливаться. Нас попытаются заставить отказаться от всех исторических оснований самоидентификации, в том числе от Победы в Великой Отечественной войне.

В войне можно победить. Отставание в науке, технике и технологиях можно преодолеть, даже стартуя из неудобного, невыгодного положения. Это убедительно показывает ХХ век в России. Необходимые потребительские блага можно обеспечить: чем сегодня «айфоны» принципиально отличаются от джинсов и кассет с голливудскими фильмами 1980-х? Только тем, что они теперь не запрещены идеологически. Но при всём этом можно потерять следующие поколения — и тем самым потерять всё. Необходимо обеспечить непосредственную преемственность русского дела, которое сегодня состоит в суверенизации народного государства.

Если власть не воспроизводится внутри политики — как это случилось в 1917 и 1991 годах, нужно обращаться к более широкому контуру культурного воспроизводства деятельности. В этом отношении образование и культурная политика становятся для нас едва ли не самыми приоритетными направлениями укрепления государства, в первую очередь — в отношении их суверенного содержания. Война Украины с Донбассом, то есть Запада с Россией и русским народом, вынудит Россию реализовать принцип расширенного воспроизводства человека и государства в полном объёме.

Воспроизводство человека и деятельности, как содержания его жизни — то есть его воспитание, — требует времени, необходимого для прихода на историческую сцену нового поколения. Этот цикл занимает двадцать-тридцать лет. Государство и власть при этом должны будут работать не только в проектном, но и в «антикризисном» режиме, то есть в режиме управления кризисом.

Религиозное и геополитическое противостояние

Противостояние светской веры в демократию светской вере в коммунизм, которое якобы завершилось гибелью коммунизма (в России, но не в Китае, не в Северной Корее), больше не обосновывает вражду Запада к России. А вражда осталась — смертельная вражда. Роль религиозного конфликта в обосновании бескомпромиссной войны против России станет яснее, если понять значение идеологического противостояния «нацизм — большевизм», сопровождавшего Великую Отечественную войну.

Нацизм не может быть поставлен в один ряд с двумя вариантами универсальной религии человекобожия — либерализмом и коммунизмом.

Это была не светская вера. Внешне идеологи нацизма пытались опереться на философию жизни: Жизнь как самосущее мистическое начало, не нуждающееся в Боге, произвела человека, который не является её конечной целью. Жизнь в своём космическом и сверх-историческом стремлении ведёт от человека к Сверхчеловеку, который, впрочем, понимается вполне посюсторонне. Он тоже не Бог — ни в явной, ни в скрытой форме. Так что человекобожия здесь нет.