Заиграла музыка. И с первых же нот глаза увлажнились. Зачем Маша выбрала эту проникновенную, рвущую сердце мелодию? Чтобы гости обрыдались от умиления? Мы встали и повернулись задом к министру в арке. По песку к нам приближались Маша под руку с Борисом Михайловичем. Он был в черном смокинге с бабочкой, а Маша — в скромном белом платье выше колена, которое подчеркивало ее аккуратный животик.

Под нежную музыку они медленно прошли между рядов, и Борис Михайлович передал руку дочери жениху. Увидеть их вот так — под венчальной аркой, держащимися за руки и смотрящими в глаза друг другу, оказалось сложнее, чем я ожидала. Я никогда не ревновала к Маше — женщине, в которой видела не просто будущую мать, а — мою собственную погибшую мать, — но то было раньше. До того, как я узнала, что Молчанов меня любит. До того, как переспала с ним. До того, как мое тело впервые познало наслаждение.

Сейчас же я ревновала — слепо и безнадежно.

— Друзья, мы были приглашены сюда сегодня, — сказал свадебный министр, — чтобы разделить с Павлом и Марией этот важный момент в их жизни. В течение нескольких лет они были вместе, их любовь и понимание крепли с каждым днем, и сейчас они решили связать свои жизни в качестве мужа и жены.

Я не успевала переводить в уме английские слова. Да и не хотела. Пусть эти чужие брачные клятвы никогда не попадут в мою кладовку воспоминаний, они мне не нужны. Пусть там останутся лишь ночь с марихуаной, тихий поцелуй в полосе прибоя и наш тайный, запретный, восхитительный и постыдный секс в «Домике мечты».

Ветер шумел в ушах, слезы выкатились из-под очков. Не страшно, Светлана тоже плакала, шмыгая носом и хлопая длинными нарощенными ресницами. Я до боли сцепила пальцы. Суставы громко хрустнули. Молчанов вздрогнул, но не обернулся. На секунду я вообразила себя на его месте. О чем он думал, когда женился на женщине, которую берег, в присутствии женщины, которую любил? Мне было страшно представить.

Как такое могло произойти с нами?

— Павел, согласен ли ты взять эту женщину в законные жены, — голос министра ввинчивался в мой мозг, как дрель, — чтобы быть с ней в радости и горе, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Мне показалось, что кто-то толкнул мой стул, и я падаю спиной вперед в бездонную пропасть.

— Да, — ответил он, не колеблясь.

«Если Пашка обещал девушке заботиться о ней — он скорее сдохнет, чем нарушит свое слово», — сказала однажды Маша. Она его знала как никто другой.

— Мария, согласна ли ты взять этого мужчину в законные мужья, чтобы быть с ним в радости и горе, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

— Да я как-то не уверена… — сказала Маша на русском языке.

— What? — переспросил министр, услышав вместо привычного «йес» непонятную русскую фразу.

Олег встал и шагнул к Маше. Он вел себя как телохранитель, почуявший угрозу для своего клиента. Но Маша строго на него глянула, и он отодвинулся от нее, отошел в сторонку. Она приблизилась к Молчанову и сказала, эмоционально жестикулируя:

— Паша, прости! Но мне кажется, мы поторопились. Или опоздали. Или я уже не знаю, что мне кажется! — она всплеснула руками. — Я с самого начала хотела отложить свадьбу, но поддалась на уговоры. Я люблю тебя и знаю, что ты тоже меня… — она замялась, и эта крохотная заминка выдала ее мысли и чувства. — Паша, давай отложим! Посмотри на Аню!

Она посмотрела на меня, и все остальные сделали то же самое. Я оказалась в перекрестье множества любопытных взглядов. Даже Светлана развернулась ко мне всем телом и разглядывала, словно видела впервые. Мне захотелось провалиться сквозь землю. Зачем Маша перевела внимание на меня? Неужели она о чем-то догадалась или подозревала что-то плохое? На меня нахлынула паника.

Молчанов единственный на меня не смотрел. Он не отрывал глаз от Маши. Она продолжила свою сбивчивую взволнованную речь, одной рукой указывая на меня, а другой комкая мятый рукав его пиджака:

— Глянь, она молодая неопытная девушка, но ей хватило мудрости не бросаться в омут с головой. А ты ведь знаешь Кирилла! Если он чего-нибудь хочет, ему трудно отказать. И если уж Аня проявила благоразумие, то мне сам бог велел. Прости, что я поняла это только сейчас, — она указала на министра, гостей и розовую арку. — Я не хотела тебя обижать или разыгрывать мелодраму при свидетелях, просто Анин пример…

— Ну вы, девушки, даете, — протянул Кирилл. — Вы что, сговорились?

— У Ани были свои причины отменить свадьбу, — спокойно сказал Молчанов. — Ты не должна брать с нее пример, у нас совершенно другая ситуация.

— А кто еще отменил свадьбу? — спросила меня Светлана. — О чем они говорят?

Борис Михайлович встал, оправил смокинг и подошел к арке:

— Так, Маша, Кирилл, объяснитесь! Что происходит?

— Папа, прости! Я знаю, ты давно мечтал выдать меня замуж…

— Маша, ну что за ерунда? Мне твой замуж не принципиален, лишь бы ты была счастлива.

— Аня, — ошарашенно спросила Светлана, видимо, догадавшись, о чем говорила ее дочь, — ты что, разорвала помолвку?!

— Я счастлива, папа, — ответила Маша, обнимая живот. — Ты даже не представляешь, как я счастлива!

На ее глазах засверкали слезы. Молчанов привлек ее к себе:

— Хорошо, не плачь, мы сделаем, как ты хочешь. Все в порядке.

Маша прильнула к нему и обвила руками:

— Спасибо! Я знала, что ты поймешь.

Гости медленно отходили от шока, осознавая, что свадьбы не будет. Все наперебой заговорили, мешая русскую и английскую речь. Дети снова пустились в бег вокруг арки, собака залаяла. Под розами и шелковыми лентами столпились люди. Они решали, что делать с рестораном: ехать на праздничный обед или нет?

— Конечно, ехать! — заявил Борис Михайлович. — Не пропадать же еде? Надеюсь, она не в русском стиле?

— Нет-нет, я заказала классическое свадебное меню: крабовый салат, каре ягненка под гранатовым соусом, торт из бельгийского шоколада, — начала перечислять Светлана.

— Мы домой, — сказал Молчанов. — Хватит на сегодня волнений.

— Мы с вами, — поддержал его Кирилл.

— И я, — откликнулся Олег.

Пока прощались с министром, говорили несостоявшимся молодоженам слова сочувствия и поддержки, а потом делились на группы для отъезда в ресторан, я сидела на своем стуле, как приклеенная.

Наконец гости и родители ушли к своим машинам. Мы остались на пляже впятером. Сели в кружок. Над нами полоскались белые полотнища, неподалеку шумел океан.

Что в итоге? Две сорванные свадьбы. Одна надежда на то, что новая девушка поможет забыть старую, — у Кирилла. Одна любовь, которая ничего не просит, — у Олега. Одно долгожданное счастье — у Маши, и два растерзанных сердца — у меня и Молчанова.