9. Мих. Иван. Стоматолог.

10. Гр. Гр. (покойный)

11. Комар

12. Кохан. мл.

«Вы можете прочитать имена этих мужчин в интимном списке Дианы: под номером два — чиновник Юрий Георгиевич, под номером восемь — иностранец Эрик Линдхольм, под номером двенадцать — холостяк Кирилл Кохановский. Все совпадает! Но подождите! Самое интересное — дальше!».

А дальше шли десятки моих фотографий со Степаном. Их сделала на «Оскаре» сама Жанна. Мы со Степаном смеялись, дурачились, обнимались и целовались. Я сидела у него на коленях, он кормил меня с ложечки черной икрой и дергал за косички. В общем, довольно симпатичная счастливая пара, несмотря на то, что я годилась ему в дочки. Все фото были постановочными. Жанна приписала: «А теперь найдите имя Степана в интимном списке этой проститутки, и, если найдете, я извинюсь перед ним и скажу, что он не гей!».

Я сидела в спальне с ноутбуком Кирилла и тупо пялилась в экран. Жанне удалось доказать, что Степан со мной не спал. После его интервью, в которых он называл меня любимой девочкой и любовью всей своей жизни, это звучало как признание в том, что я была подставной фигурой. «Бородой» для гея. Ничем иным отсутствие интима объяснить было нельзя. Я закрыла ноутбук, не в силах видеть, как крутится счетчик комментариев.

Если бы Жанна не поссорилась со Степаном, эта информация никогда бы не всплыла, но сейчас мое грязное белье было вывернуто и вывешено на всеобщее обозрение. Я свернулась в калачик и положила руки на ноющий от спазмов живот. Раньше мне казалось, что двенадцать партнеров (или тринадцать, если считать ГД, но его я не считала) — это немного. Но когда призраки этих мужчин окружили меня, встав плечом к плечу и заполнив тесное пространство спаленки, я увидела, что их было много. Очень много! Мне всего девятнадцать, а я продавала свое тело тринадцати мужчинам. Лицо каждого проплыло передо мной: весельчак Миха Радич, падкий на нимфеток Юрий Георгиевич, красномордый норвежец Вилли, бандит Леня из Мурманска, Саша Гар с женой-истеричкой, северянин Овчинников, Хаст со своим фондом для матерей-одиночек, швед, стоматолог, покойный Гриша Громов, смурной мужик под кличкой Комар и горячий, щедрый, импульсивный миллионер-орангутанг, до сих пор не забывший свою первую любовь. И каждому я мысленно сказала: «Прощай».

Я больше не проститутка.

Только двум мужчинам я этого не сказала: первому — потому что не помнила его лица, и последнему — потому что его лицо я никогда не забуду. И оба они не входили в мой злосчастный список.

Зашел Кирилл со стопкой одежды в руках. Заметил, что я плачу, и присел рядом:

— Не переживай, скоро она удалит этот дурацкий блог. Олег уже работает над этим, но в Питере ночь, придется подождать.

— Все равно многие про меня узнают — твои родственники, мои сокурсники. Коля… Хоть бы до дедушки не дошло.

— Не дойдет, — пообещал Кирилл. — Ребята предлагают поужинать в ресторане, ты как?

— Идите без меня, я плохо себя чувствую. Очень болит живот.

Он улыбнулся:

— Никто никуда без тебя не пойдет. Сюда закажем. Завтра улетать — посидим напоследок, пообщаемся. Даже не представляю, когда мы еще соберемся в такой компании. Забавно получилось: планировалось две свадьбы — и обе сорвались.

— Прости, — сказала я.

— Ты ни в чем не виновата, — мягко ответил он.

— Тогда прости на будущее. Авансом.

Я знала, что мы скоро расстанемся, а он не знал. Кирилл поцеловал меня в щеку и бросил стопку вещей в чемодан.

Зазвонил телефон. Я взяла трубку. Незнакомый женский голос напористо спросил:

— Здравствуйте, вы Диана?

Я обмерла:

— Что?

— Вы любовница Юрия Георгиевича?

— Как… С чего вы… Кто вы?

— Я журналистка независимого интернет-канала. От инсайдеров нам стало известно, что в данный момент вы находитесь в США. Ответьте на один вопрос: вы в Вашингтоне?

— Нет, в Лос-Анджелесе… — растерянно ответила я.

— Значит, Юрий Георгиевич с вами в Лос-Анджелесе?

— Нет!

Кирилл заметил мое волнение и отобрал телефон:

— Не отвечай на звонки, ладно? И не паникуй. Какое-то время ты побудешь в центре внимания, а потом все забудется. Обыкновенный светский скандальчик. Через три дня никто и не вспомнит про Диану.

Раздался сигнал о принятом сообщении. Мы оба взглянули на экран. Там было написано: «Диана, как ты можешь трахаться с Кириллом Кохановским??? Ты совсем сошла с ума??? Извращенка!!!». Номер отправителя я видела впервые. Кирилл хмыкнул, отключил телефон и отдал его мне.

— Пойдем на улицу, погреемся на солнышке. В Питере, говорят, плюс двенадцать и дождь.

Мы вышли в патио. Олег и Молчанов сидели у бассейна, потягивая пиво. Они что-то негромко обсуждали. Маша вытянулась на шезлонге, наслаждаясь знойным калифорнийским летом и словно забыв о треволнениях сегодняшнего дня. Какое редкостное самообладание! Я почувствовала себя неуютно, как будто случайно попала на чужую вечеринку.

Завтра все закончится. Пришла пора со всеми попрощаться

Прощание не было горьким. Мы расцеловались с Машей и обнялись с Молчановым. Я даже похлопала его по спине. Он был напряжен, как струна, но не сделал попытки уклониться. Вытерпел пытку до конца.

То, что между нами произошло, казалось мне сном. В воспоминаниях я видела нас со стороны: сплетенные тела, расчерченные полосами света и тени, серфер на стене, леденец, соскользнувший с подушки и звонко ударившийся о сухие половицы. Я помнила звуки, запахи и картинки. Я помнила жар его губ, гладкость сильного тела и твердость члена, проникающего в мою влажную глубину. Я помнила, как корчилась в сладких судорогах, выкрикивая его имя. Я помнила, что испытала запредельное наслаждение. Я помнила все — но это случилось как будто не со мной. После того, как я отказалась рассказать о нашей связи ничего не подозревающей Маше, я изменилась. Наивная вера в то, что настоящая любовь все оправдает, угасла.

Настоящая любовь милосердна. Она не причиняет зла, не разрушает и не убивает.

У нас с Молчановым была настоящая любовь.

Я пыталась заснуть, но мне не нравилось, как пилоты вели самолет. Двигатели гудели неправильно, мы проваливались в воздушные ямы, нас болтало, из вентиляции дул слишком холодный воздух. Я поняла, почему Борис Михайлович предпочитал летать с Молчановым. С ним полет превращался в удовольствие, а без него — в мучение. Хотя, возможно, по сравнению с Борисом Михайловичем у меня были дополнительные причины мучиться.

Я сама отказалась от своего счастья. И была уверена, что поступила правильно.

Олег прошел мимо меня с сигаретой во рту. Увидев, что я не сплю, он кивнул в сторону хвоста самолета: