Проблема переселения душ уже упоминалась в анализе разделов 86 и 104, и мы смогли установить, что именно источник раздела 86, сохранившийся в Раза Рабба, не содержит ничего на эту тему. Таким образом, похоже, что оно попало в книгу из другого источника во время редактирования. Возможно, детали, содержащиеся в Бахир, поспособствуют реконструкции такого источника. В этом отношении примечателен тот факт, что, хотя идея кажется Бахир знакомой, сам термин ещё не существует. Совершенно неизвестное Бахир выражение гилгул получило широкое хождение только через два или три поколения после Бахир; оно точно соответствует латинскому revolutio animarum в сочинениях Августина о манихеях, хотя совершенно независимо от него[295].

Здесь важен тот факт, что это учение передаётся как тайна, доступная только посвящённым, однако, в то же время, автор считает его настолько само собой разумеющимся, что даже не утруждается особыми обоснованиями. Катары тоже учили ему втайне, что неудивительно, ведь Церковь формально и догматически осуждала это учение, и всякий его сторонник автоматически считался еретиком. Детали этого учения у катаров совершенно иные[296]. Так, Бахир не знает идеи о переселении в животные тела и в какие-то нечеловеческие формы существования. Учение о переселении душ появляется как ответ на вопрос о теодицее:

Почему всё складывается хорошо для злодея и плохо для праведного?

Потому что праведный уже был [некогда] в прошлом творящим зло, а теперь получает наказание. Но получает ли человек наказание за [грехи, совершённые во] дни юности? ... Я не говорю о [той же] жизни; я говорю о том, что он был здесь в прошлом. Спутники сказали ему: долго ты будешь говорить такими туманными словами?

В ответ р. Рахмай объясняет им Ис. 5:2, притчу о владельце виноградника, который постоянно сажал и выкапывал виноград, потому что ягоды росли плохо.

Как часто? Он сказал: до тысячного рода, ибо написано [Пс. 104:8]: «слово, которое заповедал в тысячу родов». И в этом смысл высказывания [в Hagigah 13Ь]: 974 рода нуждались; затем Бог восстал и насадил их в каждом поколении, (раздел 135)

Возражения здесь показывают, что задающие вопросы ничего не знали об эзотерическом учении, на которое ссылается апокрифический р. Рахмай. Его высказывания для них непостижимы. Эта идея передаётся не в связном теоретическом изложении, а в форме притч, как и в других отрывках Бахир об этом учении. Притча недвусмысленно упоминает только три неудачных попытки улучшить виноградник. Неясно, аллюзия ли это на более позднюю идею о тройном переселении. Талмудический отрывок, толкующийся здесь в смысле переселения душ, тоже ничего об этом не знает. Согласно Агаде, Тора была дана через двадцать шесть поколений после сотворения мира. Но по раввиническому толкованию Пс. 104, Бог дал Своё «слово» (то есть Тору) через 1000 поколений. Противоречие разрешается талмудической Агадой, утверждающей, что Бог рассеял 974 поколения нечестивых людей среди всех будущих поколений, где они оказываются злодеями. В Бахир эти злодеи оказываются дурным виноградом, но не лишены возможности пройти новую проверку и стать праведными. Раздел 39 говорит о том же, рассказывая обо всех душах, вылетающих «до 1000 родов» из мистической области Субботы. Идея, что род уходящий, согласно числу существующих душ, такой же, как род возвращающийся (раздел 86), указывает в том же направлении. Здесь тоже оправдание, как мы видели, следовало из пересмотра агадической притчи в Талмуде. Только если Израиль достоин, он получит новые души, идущие из Субботы или с востока — из седьмого логоса (раздел 104). Большинство душ должны странствовать, пока не будут искуплены и смогут вернуться в мир смеси. Собрание семени, рассеянного по космосу, мир смеси, это древний гностический символ, приобретший огромное значение в мистериальных обрядах некоторых антиномичных гностических сект[297]. Тот же символизм появляется и в Бахир, но уже без всяких антиномичных оттенков. Души, в конечном счёте, возвращаются в «дом отца», откуда сын царя взял их, чтобы отвести к своей невесте. Это напоминает о толковании, предложенном многими ранними исследователями для гностического «Гимна душе», которое показывает тенденцию, сходную с манерой, в которой каббалисты (вне зависимости от того, были ли они исторически правы или нет) прочитывали символизм своих источников. На самом деле, «дом отца» появляется здесь в схожем контексте.

Дальнейшее изложение этой темы в разделах 126—127 довольно любопытно. Снова перетолковывая талмудическое высказывание, этот текст объясняет, что Мессия может прийти, только когда все души «в теле человека» истощены и закончили своё переселение. «Только тогда могут выйти „новые [души]“, и только тогда дозволено родиться сыну Давида. Почему это? Потому что его душа появляется новой среди других». Душа Мессии, таким образом, не подвержена переселению. Здесь каббалистическое учение выдаёт свой характерный оттенок. Мы здесь имеем дело не с воспоминанием о прежних учениях о перевоплощении, вроде известных нам некоторых иудео-христианских учений об истинном пророке, как у Псевдо-Климента, которые тоже оказали значительное влияние на соответствующую идею среди шиитских сект ислама[298]. В них душа Адама, истинного пророка, пересекает эон, этот мир, во многих формах, пока, наконец, не найдёт покой при появлении Мессии[299]. Позже каббалисты сами развили эту идею независимо в своей предполагаемой цепи перевоплощений: Адам — Давид — Мессия; однако, это учение неизвестно до XIII века. Мог ли этот тезис Бахир появиться на Востоке, возможно, даже в намеренном противостоянии некоторым распространённым идеям? Или он развился независимо от них? Трудно ответить на эти вопросы. Немецкие хасиды вообще ничего не знают о переселении душ и связанных с ним идеях, что показывает детальная работа Элеазара из Вормса о душе, Хохмат ха-Нефеш. Согласно пессимистической точке зрения катаров, все души в этом мире — ничто иное, как падшие духи. Здесь тоже заметен резкий контраст с учением Бахир, которое считает спуск «новых» душ, во всяком случае, возможным и предопределённым благими деяниями Израиля.

Притча в разделе 127, длинная и почти многословная, но сама по себе довольно любопытная, не делает вопрос об источниках этой концепции проще. Всеобщность душ сравнивается с хлебом, который царь послал своим солдатам, однако он от небрежения заплесневел. Когда это стало известно во время осмотра, разгневавшийся царь приказал, чтобы хлеб высушили и восстановили, насколько возможно, в хорошем состоянии. Этим людям, поклялся он, я не дам больше хлеба, пока они не съедят этот полностью заплесневевший хлеб[300]. Вопреки краткости, которая обычно отличает