Продвигаясь вверх по реке, Донт и его яхта повсеместно наталкивались на любопытные взгляды. Свежая сине-белая окраска корпуса и начищенные до блеска медные детали сами по себе привлекали внимание, но тут они дополнялись какими-то невиданными новшествами.

– «Кол-ло-ди-он»? – читали по складам владевшие грамотой. – Что за название такое?

Донт жестом обводил каллиграфическую желтовато-оранжевую надпись на борту, помимо названия яхты включавшую его собственное имя и профессию буквами помельче.

– Вот он, цвет коллодиона. Это очень опасное вещество. Известны случаи, когда оно самовозгоралось и даже взрывалось по непонятным причинам. И еще оно ядовито – горе тем, кто сверх меры надышится его паров. Но если нанести его тонким слоем на стекло и выставить на свет, тогда – о, тогда! – начинается волшебство! Коллодион – это важнейший ингредиент моего искусства и моей науки. Без него не существовало бы такой вещи, как фотография.

– А там что такое? – спрашивали зеваки, указывая на ящики и кронштейны, аккуратно закрепленные на внешних стенах каюты, и он объяснял, что это его фотографическое оборудование.

– Ну а эта штуковина? – не унимались они, имея в виду четырехколесный велосипед расцветкой под стать яхте, принайтовленный к крыше каюты.

– Это чтобы перемещаться по суше. А вон ту коробку я использую как кузов, чтобы перевозить свои инструменты.

Самые глазастые примечали, что окна каюты снабжены не только шторами, но и глухими внутренними ставнями.

– Это моя лаборатория, – пояснял он. – Во время проявки туда не должен проникать ни единый лучик света, иначе фотографии будут испорчены.

Он так часто останавливался и вел подобные беседы, раздал так много визитных карточек и получил такое множество заказов, что на подходе к Баскоту и Рэдкоту с удовлетворением прикинул: такими темпами «Коллодион» окупится скорее, чем можно было ожидать. Но до начала нового проекта следовало рассчитаться по старым долгам: он прибыл в эти места, чтобы отблагодарить людей, спасших ему жизнь. Он направлялся в «Лебедь», но прежде решил заглянуть еще в одно место.

Это был маленький уютный коттедж близ речной заводи. Ухоженный садик, зеленая входная дверь, дымок над трубой. В двадцати ярдах – небольшая пристань. Он пришвартовался и пошел к дому, хлопками разогревая руки, которые мерзли даже в перчатках.

Когда дверь открылась на его стук, он увидел пару симметричных бровей над крупным прямым носом, резко очерченные скулы и нижнюю челюсть.

– Мисс Сандей?

Донт в первый миг растерялся, поскольку представлял ее не такой… Он сделал шажок в сторону, чтобы она повернула голову, и угол освещения изменился. По ее щеке расплылась тень, и он вдруг ощутил необъяснимое волнение.

– Мистер Донт!

Рита шагнула вперед, не отрывая взгляда от его лица. В первый миг могло показаться, будто она хочет его обнять, но она всего лишь изучала шрам на его щеке. Потом дотронулась кончиком пальца до его кожи, проверяя выпуклость рубца, и удовлетворенно кивнула.

– Хорошо, – заключила она, отступая вглубь дома.

Его мозг был перегружен зрительными впечатлениями, но он напрягся и выдавил из себя несколько слов:

– Я пришел вас поблагодарить.

– Вы уже давно это сделали.

Так оно и было. Он из Оксфорда отправил ей деньги и письмо с благодарностью за лечение и уход, а также с просьбой сообщить о судьбе найденной им девочки. В ответном письме Рита очень ясно и четко изложила все, что ей было известно о ребенке. На этом их общение могло бы и закончиться, но он не переставал думать об этой женщине, визуально так и оставшейся для него загадкой, поскольку его забрал из «Лебедя» и отвез домой один из работников фотомастерской еще до того, как он мог приоткрыть распухшие веки. Позднее ему пришло в голову, что хозяев трактира можно отблагодарить за гостеприимство, бесплатно сделав их фото, а в этой связи совершенно естественным будет выглядеть и его визит к Рите.

– Я подумал, что вы будете не прочь сфотографироваться, – сказал он. – Это в знак благодарности.

– Вы выбрали неподходящий день, – ответила она таким знакомым Донту ровным, спокойным голосом. – Сегодня я занята.

Он заметил, что тень от ее носа падает на щеку, и с трудом удержался от попытки прикрыть ее лицо с боков ладонями для равномерного затенения.

– Свет сейчас самый подходящий для съемки.

– А я долго ждала подходящей температуры, – сказала она. – Сегодня как раз такой день. И мне нельзя его упустить.

– Что вы собираетесь делать?

– Хочу провести эксперимент.

– И сколько времени это займет?

– Шестьдесят секунд.

– А мне нужно всего пятнадцать. Неужели в этом дне не найдется каких-то семидесяти пяти секунд, которых будет достаточно нам обоим?

– Полагаю, ваши пятнадцать секунд – это длительность выдержки. А сколько времени займет подготовка? И потом проявление фотографии?

– Вы поможете мне, а я помогу вам. Вдвоем мы справимся быстрее.

Она склонила голову набок и смерила его оценивающим взглядом:

– Вы предлагаете помочь с моим экспериментом?

– Да, в обмен на ваше фото.

Теперь этот снимок значил для него больше, чем просто подарок Рите. Теперь он хотел сделать его для себя.

– Что ж, это возможно. Даже желательно. Но если вы не уверены…

– Я уверен.

Чуть заметное движение мышц ее лица при взгляде на Донта подсказало ему, что она подавляет улыбку.

– Значит, вы согласны стать объектом моего эксперимента, если я соглашусь стать объектом вашего фото?

– Именно так.

– Вы отважны и глупы, мистер Донт. Но пусть будет так. Начнем с фотографирования, хорошо? Свет может измениться в любую минуту, а колебания температуры не происходят так быстро.

Гостиная Риты представляла собой комнату с белыми стенами, множеством книжных полок и одним синим креслом. Простой обеденный стол у окна был завален книгами и стопками листов, сплошь исписанных размашистым почерком. Она помогла принести ящики с «Коллодиона», а потом с интересом наблюдала за установкой аппаратуры. Когда все было готово, он усадил Риту за стол так, чтобы позади нее оказался чистый участок стены.

– Чуть наклонитесь в мою сторону… Попробуйте подпереть кулаком подбородок. Да, вот так.

В одеянии Риты отсутствовали нарядные мелочи, какие обычно старались выставить напоказ его клиенты, типа некстати бликующей серебряной броши, белого отложного воротника или кружевных манжет. Ее платье было простым и темным. Никаких украшений – да они и не требовались. Только симметричные линии висков, ярко выраженные надбровные дуги, тени под ними – и вдумчивый взгляд из глубины.

– Не шевелитесь, пока я веду отсчет.