— Так-то оно так, но ведь с этим уже покончено. Все уже в прошлом. И делу конец. «Конфиденталь» приказал долго жить. Не знаю, стоит ли опять вытаскивать все это на свет. Честно говоря, мне это не по душе.

— Но почему? — интересуется Харрисон. — Я не стыжусь ничего из всего того, что я в свое время сделал!

— А как насчет ___? — усталым голосом начинает Хелен, словно желая сказать: «Пойми, дело даже не в этом».

— Он был славным парнем, — отвечает ей брат. — И он мне нравился.

— В каком смысле «был»? — спрашивает Хелен. — Как ты думаешь, что он скажет, когда об этом прочтет? У вас ведь есть соглашение.

— Это было давным-давно, — говорит Харрисон. — Так или иначе, он это признает. Он пишет книгу и признает в ней то, что именно я дал старт его карьере, что всю известность он приобрел благодаря «Конфиденталю». Он это признает.

— А как насчет Майка Тодда и Кона? Ведь это тоже составляло часть соглашения.

— Они оба умерли, — успокаивает сестру Харрисон. — А кроме того, та история была очень забавная. И никакого вреда она никому не причинила.

— И все же… — опять заводит было Хелен, но, не закончив фразу, лишь вздыхает.

— Давайте отправимся в «Линдис», — продолжает Харрисон. — Вы часто бываете в «Линдисе»?

— Я вообще никогда там не бывал.

— А как давно вы уже в Нью-Йорке? Вам следует начинать посещать подобные места. Именно там все собираются.

Пару минут спустя мы все (Харрисон, Реджи, собачка и я сам) садимся в такси. Харрисон вольготно откидывается на спинку сиденья.

— В «Линдис», — говорит он.

На физиономии у таксиста появляется тот озадаченный, почти желеобразный вид, какой обычно бывает у всех нью-йоркских таксистов, когда они оказываются в тупике и не желают этого признавать.

— Так-так, посмотрим, как туда лучше проехать… — говорит он. — Слушайте, а где это?

— Вы не знаете, где находится «Линдис»! — восклицает Харрисон своим голосом доктора Грабова. — Что за дьявольщина творится в этом проклятом городе?

В «Линдисе» сразу же возникают проблемы с собачкой. Харрисон и Реджи рассчитывали на то, что сегодня воскресенье, а следовательно, что ресторан не будет слишком набит. Однако метрдотель «Линдиса» говорит, что да-да, все верно, сегодня воскресенье и в ресторане не много посетителей, но нет-нет, он все равно не может пускать туда никаких собак. Существуют определенные правила. Одна из проблем, по-моему, состоит в том, что на физиономии у собачки застыла довольно-таки странная ухмылка. Харрисон взвешивает все это дело на весах жизни и не протестует. Реджи уходит в своем замечательном изобилии волос и меха, а также в сопровождении игрушечной борзой, чтобы доставить собачку обратно в квартиру, но обещает, что сама она непременно вернется. Что ж, это просто небольшое отступление, только и всего. Харрисон получает столик там, где ему хочется, в боковой части зала, где стена сплошь изрисована оранжевыми завитками, украшенными стилизованными эмблемами таких вещей, как бутылки мартини, тромбоны и прелестные девушки. Все эмблемы расположены под каким-то до странности неверным углом, который почему-то напоминает музыку Бизи-Сити из кинофильма с участием Фреда Астера и Джинджер Роджерс. Харрисон садится туда, откуда ему видна дверь. Тут к нам подходит один из официантов.

— Мистер Харрисон! — говорит он. — Как поживаете? Выглядите вы просто на миллион долларов!

— Должно быть, дело в правильном образе жизни, — отзывается Харрисон. — Я все последнее время сидел на этой проклятой диете. Но больше я ее выдерживать не могу. Вот почему и сюда пришел. А Уолтер уже здесь был?

Как выясняется, Уолтера еще здесь не было.

— Вы знаете Уинчелла? — спрашивает у меня Харрисон. — Нет? Вам непременно следует с ним познакомиться. Он колоссальный парень. И неразрывно связан с историей «Конфиденталя».

— Теперь вам только нужна пара симпатичных шлюшек, — замечает официант, — и все станет совсем как в старые добрые времена.

— Ну-ну, — говорит Харрисон, — ты лучше бы поскорее взялся за дело.

Массивные оранжево-розовые ломти копченой лососины, рогалики, масло и чашки кофе начинают прибывать. Харрисон и сам энергично берется за дело — и черт с ней, с диетой. «Линдис» далеко не заполнен, однако народ начинает изгибать шеи, желая взглянуть на Харрисона. Уйма людей помнит «Конфиденталь», если не самого Харрисона, и в любом случае по ресторану быстро расходится весть о том, что издатель «Конфиденталя» в самые достославные дни упомянутого журнала находится здесь, а потому у всех на физиономиях отражаются эмоции — у кого негодование, а у кого удивление. Как, интересно, этот тип сумел выбраться из-под жуткого потопа и появиться здесь, чтобы понаслаждаться этой цветуще-оранжевой копченой лососиной?

— Хотите узнать, что случилось с исками по делам о клевете? — спрашивает у меня Харрисон. — Ничего не случилось — вот что случилось. — (Замечу в скобках, что у Харрисона имеется определенная склонность к упрощенчеству. Некоторые иски против «Конфиденталя» имели результатом важные соглашения.) — Сорок миллионов долларов — и ничего не случилось. Все это было просто представление. Да на самом деле все они обожали мой журнал. Я был единственным, кто взял на себя всю ответственность. Я был единственным, кого распяли. Я был чертовски сурово осужден. Хотя все это время некоторые большие шишки сами выдавали мне свои истории!

— Вы хотите сказать, что кинозвезды выдавали вам скандальные истории про самих себя?

— Именно это я и пытаюсь объяснить, — говорит Харрисон. — Именно так мы эти истории и заполучали! От самих больших шишек! И я всегда бывал единственным, кто принимал на себя удар. Тогда я не мог поведать об этом миру, потому что это ставило под угрозу чье-то положение. Но я вам скажу, что ___, сидя прямо у меня в гостиной, выдал мне две истории про самого себя. К тому времени мы уже прогнали один материал про него и одну актрису, хотя я не помню, откуда мы тот материал взяли. Но он сидел прямо у меня в гостиной. И мы заключили сделку: он будет снабжать меня разными историями, но я, в случае чего, стану все отрицать. — И еще Майк Тодд. Я знал Майка. Я вам про него забавную историю расскажу. Майк Тодд позвонил мне из Калифорнии, чтобы рассказать одну историю про Гарри Кона. Кон тогда был крупным продюсером в «Коламбия Пикчерс». Майк Тодд говорит: «Встретимся сегодня вечером, в клубе „Старк“, у меня для тебя есть колоссальная история». Так что он прилетел из самой Калифорнии в Нью-Йорк и передал мне ту историю про Гарри Кона.

Тут Харрисон поглощает еще один кусок копченой лососины.

— Была там одна девушка, которая страшно хотела попасть на киноэкран, а Майк Тодд хотел ей помочь, только у него не было никаких возможностей. Тогда он вот что сделал — он принялся нести Кону всякий бред про эту девушку, редкий талант, который он якобы невесть где обнаружил. Майк Тодд сказал, что уже готов подписать с ней контракт, но уступит ее Кону за пятьсот баксов в неделю. Тогда Кон решил перехитрить Майка Тодда и, ни говоря ни слова, сам предложил той девушке контракт, и она получила работу. Н-да. Вам следовало послушать, как Майк Тодд рассказывал мне эту историю. Он завывал от смеха! Он чуть было не загнулся! И знаете, он был так заинтересован в этой истории, что пришел в редакцию и стал работать над статьей вместе с нами. Наконец мы почти что закончили статью, но у нас возникла проблема с самой концовкой, буквально с самой последней фразой. А Майк Тодд как раз должен был улетать в Голливуд. Ну вот, и так вышло, что тем вечером, на самом деле уже глухой ночью, он позвонил мне из Голливуда и сказал: «Есть! У меня есть для тебя последняя строчка!» Вот вам, пожалуйста, один из самых занятых парней в Голливуде, у которого ни минутки свободной нет, тем не менее звонит мне глухой ночью, лишь бы статья получилось классной. Мое уважение к нему тогда на миллион процентов возросло!