Кэтрин допила кофе.

— Не люблю я сидеть в каюте.

— Почему?

— Там газовый баллон. Пожара боюсь.

— Да, пожар на судне — самое страшное, что может случиться, — согласился Грифитс, задувая спиртовку. — Особенно, если корабль подводный — субмарина. Ты просто не трогай баллон, газ не включай, и все будет хорошо. Лучше бойся морских мин-невидимок.

— Черт, я сегодня с утра про них в практическом смысле и не думала. Забыла, что эта гадость в море плавает.

— Если забываешь об опасности, значит, теряешь форму.

Журналистка спустилась по крутому деревянному трапу в тесную каюту, развернула створки трельяжа, расставила на узкой полочке косметику. Наводила красоту она быстро и умело, закрепляя волосы лаком. Женщина принялась рассматривать себя в зеркале и осталась довольна своим изображением.

— Красивая я баба, — подбодрила Кэт саму себя.

Когда журналистка вернулась на палубу, Грифитс уже стоял у штурвала. Впереди по курсу белели строения Латакии. Виднелись суда в порту. Картинка казалась вполне мирной. Кэтрин встала рядом с Грифитсом.

— А теперь запоминай, — сказал Джон. — С покупателем буду говорить только я. Лишних вопросов ему не задавай, а еще лучше молчи. Наговоришься, когда будешь брать интервью у адмирала Исмаиля. И, главное, не выказывай своего любопытства.

— Когда надо, я умею молчать как рыба.

— Надеюсь, так и случится.

Кэтрин всматривалась в берег.

— Подержи штурвал, — попросил Грифитс, отступая в сторону.

— Я плохо умею управляться с яхтой.

— Не прибедняйся. Главное, почувствовать судно. Это машина мгновенно реагирует на поворот руля, а яхта с опозданием. Так что крути штурвал осторожно, не разгоняйся.

— Попытаюсь.

Джон вскинул камеру на плечо и принялся снимать приближающийся город. Затем переключился на чаек, кружащих над волнами.

— Ты только посмотри, какие они гнусные твари, — говорил он Кэтрин и продолжал снимать. — Стоит одной из них поймать рыбу, как собратья тут же на нее набрасываются. В результате рыба не достается никому, падает в воду. И как они при таких взаимоотношениях умудряются выживать? А ведь с виду вполне милые создания.

— Люди тоже с виду — милые создания, но, когда им предстоит что-нибудь делить, глотки готовы перегрызть, — прокомментировала журналистка.

Отсняв перебивки с чайками, морем и видами Латакии, Грифитс перенял у Кэтрин штурвал и вошел в яхт-клуб. Яхта мягко ткнулась носом в автомобильные покрышки, висевшие на стенке.

На пирсе стояло знакомое такси. Грифитс поприветствовал водителя и удивленно спросил:

— Я же вам не сообщал, чтобы вы меня встречали. Связь не работала.

— Меня попросили вас встретить, — ответил таксист, распахивая дверцу перед Кэтрин. — Даже заплатили вперед и предупредили, что вы будете с дамой.

— Кто попросил? — уточнил Грифитс.

— Это было странно. Я, честно говоря, не видел его лица. К машине подошли и приказали не оборачиваться. Я уж плохое подумал, но все обошлось. Мы куда едем?

— В южный пригород. Место прежнее.

Грифитс аккуратно поставил в багажник камеру, треногу, пару световых приборов. Машина поехала.

Кэтрин до этого бывала лишь в порту и в центре Латакии, а потому с интересом осматривалась. Покинутый фешенебельный район поразил ее воображение.

— Тут можно короткий документальный фильм снять без единого слова комментария. Просто показать брошенные дома. Ты же заходил в них?

— Конечно.

— Я уже вижу план — кухня, а на столе брошенный завтрак. Чашки с остатками кофе, бутерброды-сухари с высохшим до стеклянного состояния сыром.

— Чашки с кофе по кухням стоят. Это я сам видел. А вот с бутербродами посложнее, их давно съели бродячие коты с собаками.

— Что, нам первый раз самим что-то в кадр подкладывать? — пожала плечами Кэт. — Главное, правильную музыку для озвучки подобрать, тревожную. Малер подойдет или Шнитке.

— Шнитке уже всем надоел — это дурной тон озвучивать его музыкой документальники, — возразил Грифитс. — А идея ничего, неплохая лента может получиться по настроению. На фестивале наверняка попадет в одну из номинаций. Правда, от твоей идеи слегка плагиатом отдает.

— Кто-нибудь уже так снимал? — расстроилась Кэт.

— Про Чернобыль похожая лента была. Самое трогательное в ней — это брошенная кукла, ее наверняка киношники сами подложили, и рассыпанные ученические прописи в заброшенном классе сельской школы.

— Приехали, — сообщил водитель. — Я вас, как всегда, здесь подожду. — Он негромко включил старое радио и стал крутить ручку настройки.

Кэт с Джоном выбрались из машины.

— Нам сюда, — показал Грифитс.

— Неуютное место, — оценила район Кэт. — Такое впечатление, что здесь даже днем бродят привидения, — сказала она, разглядывая следы от пуль на фасаде богатого особняка. — Похоже, здесь кого-то расстреляли.

— Привидения меня абсолютно не интересуют.

— Почему?

— Их нельзя снять на камеру, — улыбнулся Джон. — Пошли.

Они миновали бассейн, на дне которого ветер гонял сухую листву, вошли в дом.

— Я тебе сейчас стул найду. — Джон отыскал более-менее крепкий стул. — Ты легкая, тебя он выдержит. Сам бы я на такой сесть не рискнул.

— Спасибо, ты настоящий джентльмен. — Кэт села, забросила ногу за ногу.

Грифитс устроился рядом.

— А теперь не поворачивай голову, что бы ни случилось. Таковы правила игры.

С минуту сидели в молчании, наконец Кэт не выдержала.

— У меня уже шея болит. Ты не знаешь, почему, когда нельзя оборачиваться, так и тянет повернуть голову. Не сказал бы ты мне, я бы и не думала крутить головой.

— Немного потерпи. Ждать приходится недолго.

— Это не опасно?

— Во всяком случае, до сегодняшнего дня все проходило мирно и спокойно.

Послышалось урчание двигателя.

— Ну вот, к нам приехали, — прокомментировал Грифитс.

Машина остановилась поблизости. Зазвучали шаги — хрустели камешки, которыми были высыпаны дорожки в дворике.

— Не оборачивайтесь, — приказал мужской голос.

— Я в курсе, — отозвалась Кэт.

Грифитс приложил палец к губам, показывая, чтобы журналистка лучше помолчала.

— Ты привез запись? — прозвучал вопрос.

— Естественно, она со мной. А деньги?

— Как всегда.

Джон привычно подал через плечо сверток с дисками. Он ожидал, что в руки ему передадут деньги, но этого не случилось. Его и Кэтрин одновременно схватили сзади, на головы натянули плотные полотняные мешки.