Обратный путь в столицу занял меньше времени, или же мне так показалось, потому что дорога была уже известна. Когда мы с Вэнни въехали в Авииаран, был уже поздний вечер. За городом снега много, и даже в позднее время кажется, что вокруг светло, но в столице снежка выпало мало; он сыпался с неба пыльцой, искрился в свете фонарей.

Снег-пыльца, морозец, большой город… а перед моим внутренним взором стояли бирюзовое море, белоснежный песок и пальмы, и вместо холода я ощущала жар и сладость тропиков. Неужели мне так просто заморочить голову? Или море, пальмы, Риччи действительно мое прошлое?

Вэнни сказал мне что-то.

— Что? — отвлекшись от размышлений о своем прошлом, спросила я.

— Приехали, говорю, — буркнул единственный представитель моего эскорта.

Я устала, мне хотелось еще раз обдумать, что можно, а что нельзя рассказывать Блейну, и голова от утомления плохо работала, и когда через минут десять я оказалась в гостиной у камина, то мысли мои совсем смешались, и чувства тоже.

Еще до того, как хозяин дома вышел ко мне, я почувствовала его приближение. Элдред Блейн бесшумно вошел в гостиную; одет он был по-домашнему.

— Хороший халат, — прокомментировала я.

— Рад, что ты оценила, — отозвался плад, коснувшись винно-красного атласа.

— Мой цвет.

— И мой. Люблю такие оттенки.

— Надеюсь, я не вытащила тебя из кровати?

— Вытащила, — сказал плад, проходя к камину, — я уже спал.

— Разве великий и порочный Элдред Блейн спит в такое время? Или ты был в кровати не один? Тогда приношу свои извинения.

— М-м-м, «великий». С каких пор ты удостаиваешь меня таких высоких эпитетов?

— Ты моя единственная надежда, — вымолвила я.

— А вот это уже скучно, — протянул он и сел в кресло.

Я последовала его примеру и тоже села. В гостиной тепло, и мне в моих закрытых мужских обносках было жарковато, а мысли в сонной уставшей голове ворочались полуоформленные, неуклюжие.

— Тебе было велено оставаться в храме, — сказал Блейн.

— Дело срочное.

— Надеюсь, иначе я тебе голову оторву, дорогая, — почти так же тускло, как и я, сказал он.

Я глянула на плада, в его лицо, освещенное камином, и увидела тени под глазами и еще некоторые признаки усталости. Может, разумнее отложить разговор до завтра? Я ведь и сама ничего уже не соображаю.

— Вижу, ты устал, и я никакая. Давай поговорим завтра?

Блейн поднялся и, обойдя кресло, в котором я устроилась, обхватил ладонями мою голову. Пока я недоумевала, что происходит, плад склонился ко мне и шепнул:

— Я два дня не спал, и как только мне выдалась возможность отдохнуть, заявилась ты, хотя я приказал тебе сидеть в храме и не высовываться. Оторвать бы тебе голову, Лери, и повесить на стену.

— Мне было видение.

Блейн сжал руки сильнее.

— Я посмотрела в Священный огонь и увидела, как меня сжег дракон.

— А мне что с того?

— Меня ищет Николис Орсо. Он хочет на мне жениться.

— Сумасшедший.

Давление рук Блейна стало болезненным, и мне пришлось запрокинуть голову.

— Возможно, я была чистокровницей.

Руки Блейна сползли с моей головы на мою шею и начали ее поглаживать.

— Или лучше будет тебя задушить? — задумчиво проговорил он.

Это максимально неподходящий момент для откровенного разговора, но я решила больше не откладывать. И вот так, пока Блейн решал, оторвать ли мне голову или задушить, я начала рассказывать все с самого начала.

Пока я не договорила, мне не было задано ни одного вопроса. Поначалу Блейн слушал меня, стоя позади, и его пальцы касались моей шеи, но потом он вернулся в кресло и слушал, глядя в огонь. Когда я закончила говорить, мой голос немного осип, и в горле пересохло, но не было ни страха, ни сожаления. Я не только Блейну рассказывала, но и самой себе — честно, без прикрас и преувеличений. И мне стало легче, словно я переложила часть ответственности на плада.

Он молчал и смотрел в камин, в котором горел совершенно обычный огонь без тьмы и зелени.

— Да уж, — протянул Блейн, наконец. — Твоя страсть к переодеваниям не поддается контролю. Тогда ты могла пересидеть в комнате, а вместо этого оделась в ллару и спасла меня.

— Твои люди выглядели очень устрашающе, — в свое оправдание сказала я, — и я перепугалась, как бы они ни перерезали всех в храме.

— Но если бы не получилось меня спасти, и твой обман вскрылся, они зарезали бы тебя.

— Действительно зарезали бы?

— Не обязательно, но потрепали бы изрядно. Дамочки, выдающие себя за ллар, доверия не вызывают. А дамочки твоей внешности — тем более.

— Вот поэтому я и люблю маскироваться. Моя внешность — моя проблема.

— Не переживай, скоро твое личико потеряет свежесть, и на смену придут новые красотки, моложе и эффектнее. И подозревать во всех смертных грехах будут уже их.

— Спасибо, ты умеешь успокоить, — усмехнулась я и почесала зудящую голову.

— Забавно, — произнес Блейн, откинувшись в кресле. — А я вообразил, что в моем случае сыграла та самая «драконова воля». Еле успел в храм, ллара еле согласилась спасти… а оказалось, меня спасла ты.

— Разве ты веришь в драконову волю?

— Когда тебя вытаскивают с того света, поверишь во все что угодно, — вымолвил плад и прикрыл глаза.

Я ждала еще реакции, еще вопросов, но мужчина так и сидел в кресле с закрытыми глазами. Приподнявшись, я посмотрела на него внимательнее.

— Ты что, спишь? — возмутилась я.

— Да, и тебе бы не помешало.

Он спит после того, как я рассказала ему все, душу наизнанку вывернула! Впрочем, вспышка моего возмущения погасла очень быстро, потому что я и сама дико устала.

— Ладно, — с досадой сказала я, — я бы тоже поспала. Найдется местечко?

Мне снился сон: тьма подползала ко мне, тянулась щупальцами, но я не могла двигаться и была вынуждена наблюдать, как меня накрывает мрак. Резко открыв глаза, я увидела Блейна; рука мужчины зависла над моим лицом. Мое пробуждение плада не смутило, и он сделал то, что намеревался — коснулся моей щеки, точнее, шрама на моей щеке.

— Зависть, — произнес он, очерчивая пальцем бугорки поврежденной кожи. — Кинзия намеренно ударила по лицу.

— На мое счастье, я хорошо умею гримироваться, — ответила я, глядя в лицо Блейна.

Он уже не выглядел усталым; на нем был все тот же винно-красный халат. Чисто выбритое бледное лицо, красивое и правильное, как с картины, казалось более молодым с утра. Не будь Блейн таким высокомерным и насмешливым, его лицом можно было и залюбоваться — такая гармония черт редка.