Что это могло быть? Крыса? Мыши? Птица, забравшаяся под крышу ангара в поисках укрытия?

Кая не хотела будить Пома понапрасну. Она подошла ближе к углу, от которого шел звук, и увидела, что с потолка сыплется какая-то труха и пыль – сначала тонкой струйкой, а потом целыми кусками.

Кая уже собиралась вернуться к очагу и разбудить кого-нибудь, когда сверху с негромким стуком упал на пол крупный комок бумаги – в бумагу было что-то завернуто, а потом все стихло – и по крыше ангара, укрытой снегом, кто-то прошел – и скользнул вниз.

Кая подошла к комку, посмотрела вверх – в трухе и мусоре, закрывавшем пробоину в крыше, образовалось отверстие, достаточное для того, чтобы невидимый гость мог разглядеть ее и передать записку, – но уж точно недостаточное для того, чтобы выбраться из ангара.

Кая подняла шарик – в бумажку оказался завернут для веса небольшой осколок кирпича.

Она развернула бумажку и прочитала: «Кае. Давали клятву не гаворить, поэтому разведай сома. Ворон – хароший парень, но врет. В дальнем углу за хламом – выход. Иди адна. Пощитай. Не гавори никому и вернись до утра. Зописку сажги. Андрей».

Сон как рукой сняло. Сердце заколотилось, и Кая вздрогнула от громкого щелчка в очаге.

В том, что записку действительно писал Андрей, она не сомневалась. Его безграмотность подделать было невозможно – она запомнилась Кае еще по Зеленому.

Ее точно не мог забросить сюда сам Андрей – он ходил только с тростью и никак не мог забраться на крышу, заваленную снегом и льдом. Скорее всего, записку бросил Макс. Даже если затея пришлась ему не по вкусу, Андрей оставался сыном руководителя.

«Дали клятву не гаворить», «Ворон – хароший парень». Все это было очень похоже на Андрея. Если они с Вороном успели подружиться, Андрей вполне мог дать клятву, которую представления о чести и долге теперь не давали нарушить.

Ворон что-то скрывал – и поэтому не хотел давать Кае увидеться с Андреем и Максом.

«Пощитай». Что именно Андрей предлагал посчитать? Сказать конкретнее – значило нарушить данное Ворону слово?

Кая вздохнула и двинулась к дальнему углу, заставленному поломанной мебелью, стопками грязных щербатых тарелок и прочим хламом. Стараясь действовать как можно тише, она просочилась между несколькими стеллажами, подлезла под большой дубовый стол, укрытый пыльным брезентом, – чихнула и замерла, выжидая, но никто не проснулся.

За хламом действительно обнаружилась дверь, выкрашенная той же облупившейся темно-зеленой краской, что и стена. Кая осторожно потянула ручку на себя – пальцы обожгло холодом, тепло от очага в этот угол почти не доходило, – но дверь не двинулась с места. Казалось, ее не открывали давным-давно…

– Что делаешь? – Она подпрыгнула от неожиданности и зашипела, приложившись локтем о стеллаж.

– Шоу. – Они обе говорили шепотом.

– Что ты затеяла?

Кая вздохнула и протянула ей записку:

– Вот.

Шоу пробежала написанное глазами, нахмурилась:

– Вылезай. Ты что, с ума сошла: только прочитала непонятно что непонятно от кого и уже намылилась куда-то лезть?

Кая послушно выползла из-под стола: знала, что Шоу теперь ни за что не отцепится.

– Это точно от Андрея. Я знаю. Он пишет с ошибками. И почерк похож.

– И что дальше? Мало ли что может скрывать этот Ворон. Может, они людей едят или нечисть разводят, а ты…

– Вряд ли тогда Андрей бы писал, что он «хароший парень», как думаешь?

Некоторое время они препирались тихим шепотом – и этот шепот успокаивал Каю больше любых слов. Шоу явно загорелась идеей разведать что-то самостоятельно. Кая сказала:

– Покарауль, пока я быстро схожу.

Шоу фыркнула:

– Вот еще. Я пойду. А ты сиди тут. Я гораздо лучше умею быть незаметной. А еще, если меня поймают, на твоего Андрея это не укажет. А если поймают тебя – у него будут проблемы.

Это звучало разумно, но уступать совершенно не хотелось.

– Черт, Кая, – прошептала наконец Шоу после еще нескольких минут препирательств, – либо иду я, либо я сейчас разбужу Пома, и мы все вместе решим, что делать.

– Это свинство.

Шоу пожала плечами, белозубо сверкнула улыбкой в полутьме:

– Есть немножко. Но я справлюсь в случае чего, будь уверена. Ты – нет.

От любого другого человека услышать такое было бы оскорбительно.

– Ладно, – прошептала Кая. – Хорошо. Я положу на твою койку больше тряпья на случай, если кто проснется. Но если не вернешься через час, пойду за тобой.

– Только попробуй, – ласково сказала Шоу и, натягивая куртку, скрылась за стеллажом.

И Кая осталась делать то, что хуже всего умела, – ждать. Одно хорошо – это происшествие так взбудоражило ее, что сна больше не было ни в одном глазу.

Она мерила шагами комнату, чутко вслушиваясь в дыхание спящих, пока по ощущениям не прошло по меньшей мере два часа. Шоу не появлялась.

Нужно было что-то делать. Ворон не казался плохим человеком, но он точно что-то скрывал. Что, если Шоу наткнулась на его секрет и Ворон стал защищаться? Что, если кто-то из его людей поймал ее и запер?

Прежняя Кая непременно пошла бы в сторону стеллажей, чтобы выяснить все, но Кая, потерявшая друзей в Красном городе, села на койку и задумалась.

Если Шоу действительно поймали, появление Каи только ухудшит положение дел.

Да и где ее искать? Станция была большой, и Кая не успела достаточно хорошо разглядеть все при дневном свете, чтобы теперь легко ориентироваться в темноте.

Она в сердцах сжала кулаки. Может, веди она себя тише, Шоу не проснулась бы.

Думать об этом точно было поздно. Кая представила, как среагирует Пом, если она разбудит его и расскажет о том, что случилось… И выбрала наименьшее из зол: подождать еще немного.

Всего полчаса – по истечении которых она разбудит Пома или отправится на поиски Шоу. Есть время определиться.

Она подбросила дров в очаг и прилегла на койку, не отрывая взгляда от стеллажей. Кая думала о том, как лучше поступить, глядя на оранжевеющие угли, слушая стук своего сердца, отмеряющего минуты…

Снаружи сильнее разыгралась метель. Пламя в очаге горело ровно, и приятное тепло разливалось по телу, как от горячего питья. Кая считала удары сердца и думала про Шоу, Пома, Ворона… А потом решила, что большого вреда не будет, если всего на минуту дать отдохнуть глазам.

Комната погрузилась во мрак, в котором было тепло и тихо.

На плавящейся границе между явью и сном в сознании Каи снова и снова крутилось «посчитай», и пару раз она была так близка к тому, чтобы понять, что Андрей имел в виду…

Но каждый раз мысль ускользала, как юркая ры бешка в темной воде. Кае удалось поймать ее только утром, когда мысль вспыхнула невыносимо ярко – будто всю ночь, пока она спала, мозг продолжал обдумывать эту загадку.