Выглядел он неважно».

«Сегодня мы вошли в лес огней. Это невероятное место – даже то, что дождь лил как из ведра, его не испортило – и то, что нам всем пришлось обтереться какой-то зеленой слизью и ею же натереть морды и ноги холей, тоже.

Дайна рассказала, что некоторые дожди здесь бывают опасны – вызывают какие-то кожные заболевания и это тоже происходит со времен События.

Пишу на привале, под деревом, хотя мазь пахнет как гнилая листва, а под ногами сыро. Думать ни о чем не получается, хочется только смотреть на лес: каждый лист, каждая веточка сияет, светится, мерцает – и мох, и даже шишки, очень длинные и изогнутые, висящие на некоторых деревьях с мягкой хвоей.

Дайна сказала, дело в каком-то особом грибке, которым заражен лес, и велела нам с Ганом надеть на лицо тканевые повязки и время от времени смачивать их из фляги – дождевая вода, понятное дело, для этого не подходит. Костер развести не получилось, но лайхоли дают достаточно тепла, хотя и не полностью защищают от сырости.

Мимо нас прошли навки – наверное, не меньше сотни, и я думал, все, нам конец, но они нас даже не заметили – видимо, дело в защите Тофф или в том, что с нами была одна из них, хотя, возможно, им просто не было до нас дела. Здесь они такие спокойные, совсем не похожи на тех, что я видел дома: глаза мерцают золотистым, а волосы зеленые, как ряска в пруду, и чешуя в свете леса огней переливается как драгоценный камень.

Здесь они дома.

Они шли очень целеустремленно, не знаю куда, – а Дайна уснула, и спросить стало не у кого».

«От красоты леса огней даже устаешь, неведомый читатель. Ночью в лесу как будто тлеют сотни пожаров – под каждым деревом мерцают горы угольев. Я решил, что стоит постараться и описать это как можно красивее, раз уж я не умею рисовать, но додумался только до этого. Огненные цветы. Лес светлячков. Угольные танцы духов.

Ган с Дайной окончательно поладили – кажется, теперь ей все равно, что он “освящен Тофф”. Он продолжает понемногу вытягивать из нее информацию, поэтому я стараюсь больше слушать их разговоры.

Например, богов действительно пять, и жизни их последователей разительно отличаются друг от друга. Взять хоть лесное поселение Аждая и город Тофф… Еще Дайна упомянула Диара, того самого, что погиб. Посвященные ему неплохо разбираются в механизмах – а посвященные Аждая ничего в них не понимают, не любят их и им не доверяют.

В общем, как всегда, охотники и воины оказываются в одной лодке – мне, видимо, полагается подружиться с Хи, но подружиться с бревном или Одиссеем было бы и то проще.

Хотя, в принципе, с Одиссеем я достиг определенных успехов – он начинает откликаться на свое имя и радуется, когда я глажу его по носу, – ну, или мне кажется, что он радуется, по нему не так-то просто понять».

«Тем же вечером. Когда я шел к ручью, меня догнал Ган, и вид у него был очень серьезный. Он сказал, что уверен: Дайне доверять не стоит. Я не успел расспросить его, потому что сразу после она окликнула нас из-за ближайшего куста».

В их вторую ночь на станции Пом снова настоял на часовых, и Кая попросила первую смену.

Ей было неспокойно. Ветер выл за окном, как взбесившийся зверь, и Кая поежилась, представив, каково приходится тем, кого застала непогода, и вспомнив их недавнее приключение в снежных норах. Будущее было смутным, но по крайней мере они в тепле. Она протянула руки к огню, наслаждаясь этим.

Перед сном Ворон обозначил наконец свои условия. Чтобы получить от него помощь – провизию, топливо и дирижабль, – завтра они должны были помочь в расчистке ангара с дирижаблями. Ангар заняла нечисть, заселив его так плотно, что группа Ворона не могла ничего поделать с этим которую неделю.

Пять дирижаблей. Большой куш.

Если, конечно, Ворон говорил правду.

Ее спутники, сдвинувшие койки и лавки ближе к очагу, крепко спали. Шоу лежала, закинув руки за голову, и лицо ее было безмятежным, будто ее не одолевали ни сомнения, ни призраки прошлого. Пом спал беспокойно, как большой сторожевой пес, – вполуха, насупив брови и негромко всхрапывая.

Остальные похрапывали, всхлипывали, бормотали. Кая расслышала чье-то тихое «не надо» и «мама». Сколько всего можно сказать о человеке по тому, как он спит. Интересно, как она сама ведет себя во сне? Забывается крепко-накрепко? Или ворочается и шепчет имена – Гана, дедушки, Артема, Марты?..

С тех пор как они покинули Красный город, ей часто снились кошмары – порой она просыпается в холодном поту, с волосами, разметавшимися во все стороны. Хочется верить, что во сне она хотя бы ведет себя тихо. Кае не нравилась мысль о том, что кто-то видел ее напуганной кошмарами. Слабой.

Она давно не спала по-настоящему спокойно и крепко. Как в детстве, когда дедушка защищал ее. Как в Аганском княжестве, в лазарете, когда можно было не думать ни о чем. Как той ночью в доме Гана, когда они вместе уснули у камина. Тогда она проснулась раньше него и не сразу поняла, где находится, – а потом обнаружила, что всю ночь он так крепко сжимал ее руку, что онемели пальцы.

Что ей снилось в ту ночь? Что-то хорошее. Жаль, что она не помнит.

Зато Кая хорошо помнила, что ей приснилось в ту встречу в Красном городе, когда она пошла искать его, наплевав на возможные последствия.

Ей снилось, что они летят. Летят вместе, рука об руку, через черный бездонный космос. Космос – самое холодное место на свете, так рассказывал дедушка, и выжить в нем без специальных костюмов невозможно.

Их космос был другим. Жалко, что она не успела рассказать Гану про тот сон.

Будет ли у нее возможность сделать это когда-нибудь?

Кая моргнула. Кажется, она начала засыпать.

Она прошлась по комнате, разминая шею. У нее не было с собой книг – драгоценные «Алиса» и «Одиссея» остались надежно спрятанными у Тоши в лазарете. Он обещал хранить их, хотя ни одна из историй ему не понравилась. Тоша любил истории попроще – о детективах или рыцарях, но всего пару раз за время их скитаний Кае удавалось найти для него такие.

Итак, книг не было – но они сохранялись у нее в памяти, поэтому Кая начала вспоминать историю Алисы, страницу за страницей. Она знала ее почти наизусть, потому что дедушка читал ее им с Артемом десятки раз. Кая помнила не только историю, но и расположение текста и картинок на страницах, поэтому в нужные моменты иллюстрации вспыхивали у нее в памяти, как в старинном фильме.

Ган рассказывал, что мечтает возродить чудо кинематографа и показывать в Агано фильмы.

Кая поморщилась, как от боли. Сложить вместе все дни, что они провели вместе, все разговоры – получится всего ничего.

Почему тогда он все время приходит в ее мысли? Она как лошадь на привязи: как ни забывай, что привязана, – веревка натянется и заставит вспомнить.

А потом Кая вдруг услышала тихое шебуршание наверху – и мысли о Гане разом исчезли.