Нужно ли сообщить об этом в «Черный кабинет»?

«Пусть каждый занимается своей работой», – решил Нэй.

Он сказал бы, что единственный человек во дворце, не жаждущий занять трон, стоит сейчас возле его комнат.

– Георг! Вы! Доброе утро!

– Какими судьбами, маркиз?

Алтон одарил колдуна подкупающей ребяческой улыбкой.

– Доставил вам письмо. – Молодой маркиз вручил Нэю бумажный прямоугольник. – На самом деле оно лежало здесь, под дверями.

Нэй узнал витиеватый почерк кнутмастера Серписа, начальника полиции Сухого Города.

«Георг, срочно явитесь в участок. Касательно вашей подопечной».

«Творец! – Нэй закатил глаза. – На пять минут оставить нельзя! Ну, что на этот раз?»

– Все хорошо? – спросил Алтон.

– Да… – Нэй сунул записку в карман сюртука. – Прогуляемся?

– С удовольствием.

Оазис купался в солнечном свете. Парки щебетали птицами, смеялись детскими голосами. Кебы везли напудренных пассажиров. Где-то играл оркестр. В такие погожие дни Нэй особенно остро ощущал свою причастность к Гармонии.

– Как ваша рана? – заботливо поинтересовался маркиз.

Они шли вдоль канала, по которому плыли неспешно прогулочные гондолы. Ветерок развевал флаги Полиса, пахло печеными овощами. Возле роскошного мраморного здания, храма Распятого Человека, столпились прихожане в белых одеяниях.

– Царапина, – ответил Нэй. На День Творца он принял участие в ежегодном турнире северян, уничтожил прожорливого тролльвала и заполучил между лопаток деревянную щепку. Лита втирала в его кожу мази, и Нэй невольно млел от прикосновения нежных пальцев.

Почести достались Алтону – Нэй был не против. Маркиз проявил себя настоящим героем, протаранив речное чудовище тендером.

«Из тебя выйдет толк», – оценил колдун.

– А здорово мы сработались, да? – Алтон расцвел. – Приставучая же слизь тролльвала!

– Поблагодари Вийона, что я тебя нашел. Погибни ты – и милорд казнил бы меня.

– Вы преувеличиваете. Отец слишком вас ценит.

«Да конечно». Нэй вспомнил Генриха Руа, лучшего друга Маринка. Дружба не стала помехой: Руа по приказу новоиспеченного милорда закололи пикой, привязали к хвосту марлина и пустили по Реке.

– К слову, об отце. Вечером он устраивает праздничный ужин и фейерверк в мою честь. – Алтон гримасой продемонстрировал отношение к папиным идеям.

– Значит, он на тебя не серчает?

– Ворчит… но, по-моему, втайне он мной гордится.

«Не этого ли ты добивался, мальчик?»

Они прошли под аркой, украшенной цветами. Девушки, одна краше другой, продавали фиалки и лилии. Парнишка-лоточник рекламировал свежий роман Джона Бабса. Нэй набросил на себя и своего спутника кокон невидимости – стайка девчонок, бросившихся было к ним, удивленно завертела головами.

– Вы представляете, – сказал Алтон, – кого отец позовет на ужин? Министров, графов, этого кошмарного кардинала! – Он высунул язык, имитируя тошноту.

– Да уж, – кивнул Нэй понимающе, – не то место, где я бы захотел оказаться.

– Но вам придется! – загорелся маркиз. – Вы не откажете мне! Вы были со мной на фрегате, а не дурацкий министр Дамбли! Мне шестнадцать лет, и я могу сам приглашать гостей.

Алтон передал колдуну полоски мелованной бумаги.

– Тут пять пригласительных билетов. Приходите сами и захватите друзей. Я вам доверяю.

– У меня нет пяти друзей, Алтон.

– Тогда раздайте билеты рыбакам. То-то папа посинеет от гнева. – Маркиз прыснул в кулак. – О! У вас ведь есть подмастерье! Говорят, очень хорошенькая!

– Если «хорошенькой» можно назвать камбалу.

– Пригласите ее. Я велю гувернантке снять мерки и прислать подходящее к случаю платье.

Они остановились у серого бетонного куба – полицейского участка Полиса. Алтон импульсивно схватил Нэя за плечи.

– Я задыхаюсь во дворце. Эти физиономии! Эти разговоры! Умоляю, Георг, спасите меня снова!

Через минуту, взбираясь по широким ступенькам, Нэй спросил Вийона:

«Я правда старею? Сперва рыбацкая девка вертит мной, а теперь – сопляк?»

Видите ли, господин, я ничего не смыслю в старости.

* * *

– И это всё? – Венона Банти уставилась на любовника. Сорель поднялся с кровати и уже застегивал ремень. Мазнул безразличным взором по бывшей управляющей при Совете тринадцати. Многие мужчины отдали бы состояние, чтобы просто увидеть Венону голой; жгучая красавица возлежала на черном шелке, ее смуглую бархатистую кожу усеяли капельки пота, словно драгоценные камешки в свете газовых рожков. Плоский живот ходил вверх-вниз, косички разметались по подушкам, напоминая живых гадюк. Из гадючьего гнезда выглядывало рассерженное и оттого вдвойне красивое личико.

Да, многие мужчины убили бы за один поцелуй северянки. Но Артур Сорель не был из числа многих; он принадлежал к особой касте и с гордостью нес бремя избранности: служить Гармонии в том ее виде, который будет наиболее приемлем для сытой жизни.

– Голубка, – сказал Сорель холодно, – в моем возрасте нельзя перенапрягаться.

– Слабак. – Венона сдвинула ноги, звонко хлопнув влажными бедрами, перекатилась на живот. – Не стоило и раздеваться.

Сорель у зеркала приглаживал темные волосы. Колкости, расточаемые Веноной, ни капли не обижали его. Он вспомнил отца, которого прежний герцог, Генрих Руа, прилюдно избил тростью. Отец смиренно сносил удары и улыбался окровавленным ртом. Даже дома он не проклинал хозяина. Но когда сменилась власть и Маринк казнил Руа, престарелый отец сказал Артуру: «Это – сила Сорелей. Мы ждем и дожидаемся. Комфорт превыше ненависти и любви. Следи за ветром, сын, верь только течению».

Артур Сорель зорко следил за ветром. Флюгер подсказал, что эпоха Маринка подходит к завершению и пора искать нового работодателя. Такого, например, как Балтазар Руа.

– Почему ты медлил? – шипела Венона, комкая простыни. – Почему ты был так быстр в постели и так нетороплив, вытаскивая меня из Пыточной?

– Большие дела не терпят спешки.

– Большие! Тогда ясно… малыш.

Она мстительно оскалилась. Зарылась носом в шелк.

– Это белье покупали по моему приказу! Этот туалетный столик везли из Вагланда! Я – я! – я! – обустраивала быт чертовых колдунов, а они предали меня! Выкинули как мусор!

Венона впилась в свой скальп ноготками и выпучила глаза.

– Ненавижу! Георг Нэй, ненавижу тебя! Гарри Придонный, ненавижу! Клетус Мотли, ненавижу и презираю!

– Ну, хватит, – прервал Сорель.

Из заготовленного мешка он вынул небесно-голубое платье.