– Хорошо, миссис Эллиот. Думаю, пока на этом все. Но я уверен, что мы еще увидимся позднее. Я смогу с вами связаться?

– Да, сэр. Неделю-две я пробуду у сестры: у мистера Гиллибранда есть адрес, – но туда можно и позвонить.

Литтлджон обсудил дело с коллегами, затем Гиллибранд предложил навестить священника.

– До начала дознания осталось достаточно времени, если у вас нет ничего более срочного, Литтлджон. В этот час мы как раз застанем старика дома.

Преподобного Джона Торпа они нашли дремлющим в кресле на живописной лужайке возле его жилища. Великолепный старый дом стоял среди деревьев в тихом саду, обнесенном стеной. Выглядел пастор очень старым. Седой как лунь, с длинной белоснежной бородой, с ясными глазами и круглой, словно тонзура, лысиной на макушке, он напомнил Литтлджону Беду Достопочтенного[40]. От его фигуры в церковном облачении так и веяло духом святости, что часто окружает славных пожилых людей. Он уже давно подумывал оставить свой приход в Столдене и удалиться на покой, но жители деревни не отпускали его, поэтому пастор платил порядочные деньги младшему священнику, чтобы тот выполнял большую часть работы, а сам оставался святым покровителем прихода. Это к нему паства несла горести и печали, он для каждого находил слова утешения и ободрения.

Старый священник приветствовал посетителей. Гиллибранд представил ему своего коллегу, потом извинился и ушел, сославшись на предстоящее дознание. Мистер Торп попросил принести кресло и бутылку пива для гостя. Мужчины расположились для беседы.

– Полагаю, вы пришли обсудить страшную смерть мистера Уолла. На моей памяти ничего подобного в деревне не случалось, нет такого и в записях, что я бережно храню, – произнес пастор. – Я не только горюю о потере старого друга, но с болью и ужасом думаю о том, как он ушел из жизни. Если я правильно понял, нет никаких сомнений, что его убили?

– Ни малейших, сэр. Медицинское заключение исключает другие версии.

– Чего я понять не могу, инспектор, так это кто мог так низко обойтись с известным благотворителем. А мистер Уолл прославился добрыми поступками не только как костоправ, но и как филантроп. Он столько сделал для своей деревни. Многие здесь станут оплакивать его кончину.

– Я слышал об этом, сэр. Насколько мне известно, их семья поселилась тут давно.

– Да. Ровно сто тридцать лет назад Теодор Уолл впервые появился в этой деревне. Приехал вечером тысяча восемьсот двенадцатого года с одной лишь одеждой в узелке. Тогда ему едва сравнялось тридцать. Он прибыл из Камберленда и назвался кузнецом. Старый Исаак Смолл, что в ту пору работал в кузнице, взял его к себе в помощники. Пять лет спустя Исаак умер, и Теодор занял его место. К тому времени он уже пользовался в округе известностью как конский лекарь. Сказать по правде, мало на свете найдется такого, чего не знал бы о четвероногих этот молодой человек. Лошади, коровы, овцы, домашние питомцы… Если ему недоставало знаний, он обращался к книгам и к здравому смыслу. А от болезней животных недалеко и до людских недугов, которые в наших краях врачуют в основном хирурги, если не брать в расчет старческую немощь. Сломанные кости, порезы, нагноение ран, вывихи, растяжения связок или мускулов, воспаления суставов. Доктор Тейлор, местный хирург, в то время участвовал в войнах с французами. Люди начали обращаться к конскому лекарю. Это и положило начало династии «столденских докторов».

Старик замолчал, его кроткие, но удивительно проницательные голубые глаза взглянули на гостя.

– Надеюсь, я не наскучил вам, инспектор. Уверен, вы пришли не для того, чтобы услышать лекцию по местной истории.

– Пожалуйста, продолжайте, сэр. Это необычайно интересно. У вас замечательная память.

– Интерес, инспектор, все дело в интересе. Я живу здесь уже более шестидесяти лет, и теперь это мой мир… Конечно, Теодора я не помню. А жаль. Но я знал его сына Сэмюела. Прекрасный был человек, унаследовал отцовский дар. Он умер в тысяча девятьсот седьмом году, я его хоронил. Это он переехал из домика при старой кузнице в Угловой дом, известный тогда как Патчингз – по фамилии прежних владельцев. Теперь о Натаниеле. Тот родился в тысяча восемьсот семидесятом году и, увы, должен я добавить, умер в тысяча девятьсот сорок втором. У Сэмюела было двое сыновей, Нат и Мартин. Мартин появился на свет тремя годами раньше брата, его не стало в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. Натаниел остался холостяком. Его невеста, милая девушка из Олстеда, погибла в дорожной аварии. Бедняга не смог бы спасти ее, несмотря на все свое мастерство. Мне кажется, после он даже не думал о других женщинах. А Мартин женился, его сын Джон получил степень и успешно практикует на юге. Все они чудесные люди с твердым характером и, несомненно, опытные специалисты, хотя из семьи один лишь молодой Джек получил диплом врача. Странно, но признание профессионального сообщества пришло к ним сравнительно недавно. Тейлоры, потомственные хирурги, передававшие знания от отца к сыну на протяжении почти двух столетий, всегда относились к Уоллам с большим пониманием и симпатией. То были люди широких взглядов, известные филантропы. А вот Китинг терпеть не мог Натаниела. Считал, наверное, что у него есть на это основания. В конце концов, досадно, наверное, пройти долгое и дорогостоящее обучение, а затем обнаружить, что львиная доля пациентов ходит к так называемому знахарю, у которого и диплома-то нет. В довершение всех обид и унижений к доктору Китингу обращались в безнадежных случаях, чтобы он выписал свидетельство о смерти. Тем не менее работы хватило бы обоим – и врачу, и костоправу, – если бы только они могли прийти к согласию. Я не смею надеяться, что доктор Джек захочет переехать сюда, унаследовать дело семьи, выкупить долю оскорбленного Китинга и честь по чести объединить обе практики на традиционных началах… Могу я предложить вам сигару?

Добрый пастор вызвал слугу и попросил принести коробку с сигарами. Литтлджон воспользовался паузой, чтобы перевести разговор в нужное русло.

– Я слышал, сэр, что одно время Угловой дом был чем-то вроде лечебницы.

– Да, инспектор, вплоть до недавнего времени. На самом деле дом уже не вмещал пациентов, и они начали селиться в деревне. Я часто заходил туда в те дни и однажды видел, как в малой гостиной прячется епископ. Да-да, это правда. Я хорошо его знал, но притворился, будто не заметил. – Священник добродушно рассмеялся.

– Я подумал, мистер Торп, что мистер Уолл, возможно, узнал об одном из своих пациентов нечто сокровенное, и это впоследствии привело к известным нам трагическим событиям.

– Боюсь, мне нечего вам сообщить. Конечно, пациенты попадались разные, бывали среди них и странные, но я об этом ничего не знаю. Я часто заходил по вечерам в Угловой дом выкурить трубочку с Натаниелом и Мартином, а прежде того – и со старым Сэмом, но, разумеется, больных я почти не видел. Нет, здесь я вам не сумею помочь.

– Должен признаться, сэр, вчера вечером я слушал пересуды в местном пабе. Упоминались имена мистера Уолла, мисс Бетти Кокейн и некоего мистера Райдера. Вы могли бы рассказать мне подробнее об их отношениях?