— А если старец Горы все же остановит стрелы? — пробормотал Феодорлих.

— Все — не остановит, — убежденно сказал Угрим. — Когда Михель метал в Острожец греческий огонь, я пропустил несколько снарядов. А ведь стрел будет больше, и лететь они будут чаще.

Император возражать не стал.

* * *

Вот где в полной мере пригодилась великолепная выучка татарских стрелков. Грянул раскатистый удар сигнального барабана. И в тот же миг последовал дружный залп.

Зазвенели тетивы тугих татарских номо.

И еще залп.

Сотни горящих стрел с устрашающим гудением взвились в небо.

И еще…

Еще, еще… Лучники, выстроенные плотными рядами, пускали стрелы с минимальными перерывами.

Огненный рой, другой, третий… пятый… Стрелы поднялись над ущельем, а в следующее мгновение…

Угрим размахнулся, словно метая с обеих рук невидимые дротики.

Зажигательные стрелы, повинуясь воле волхва, устремились к крепости. Растянутый огненный шлейф понесся над скалами, целя…

В башню! В колдуна на башне! Тимофей растерянно покосился на князя. Уговор ведь был о воротах… Так какой смысл поджигать чародейскую башню? Все равно ведь ничего не выйдет.

Вон, ассасинский чародей уже творит защитную волшбу. И притом весьма действенную: первые стрелы гасли прямо в воздухе, исчезали с глаз долой, даже не долетев до внешних стен. Зато хвост огненного шлейфа…

Угрим резко опустил вниз правую руку, и десятка три-четыре стрел, летевших сзади, поднырнули под незримый колдовской щит, промелькнули в воздухе с невероятной скоростью.

Так вот в чем крылась Князева хитрость! Бесермен, закрывавший магией себя и верхние боевые площадки стен, уже не успевал поставить защиту у ворот. И…

И горящие стрелы бились в арку, отскакивали от мощной кладки, втыкались в воротные створки, падали на камни. И на сосуды с заморским громовым порошком падали тоже. Стрелы сыпались густо, искры и огненные брызги летели во все стороны.

Это продолжалось всего пару мгновений, не больше. А потом…

Тимофей не знал, что произошло потом: попала ли искра на фитиль, или тяжелый граненый наконечник татарской стрелы, подстегнутой магией ищерского князя, попросту пробил железную бочку с громовым порошком.

Он лишь увидел яркую вспышку. И услышал гром, порожденный не небом.

И тут же — еще вспышка. И новый раскат. И опять, и снова… Вздрогнула надвратная башня цитадели. По ущелью покатился грохот, многократно усиленный эхом.

Когда дым рассеялся и осела пыль, стало ясно: все получилось. Правая створка ворот была сорвана и отброшена в глубь арки. Исковерканная левая едва держалась на петлях. Широкая трещина протянулась от арочного свода до сколотых зубцов надвратной башни.

— Хан? Император? — Угрим окинул взглядом лица союзников. — Ворота открыты. Теперь остается только войти в них.

О том, что до ворот еще нужно добраться, князь упоминать не стал.

Бой барабанов, рев рогов и разноязыкие команды вновь разорвали тишину. На этот раз Феодорлих двинул вперед фламандцев, швейцарцев и генуэзцев. Ровный строй, ощетинившийся пиками, топорами на длинных рукоятях и боевыми цепами, медленно, но неумолимо приближался к разбитым воротам.

За плотными шеренгами передовых отрядов следовали лучники Огадая и немецкие арбалетчики. Стрелки следили за стенами, готовые в любой момент прикрыть императорскую пехоту. Спешившиеся рыцари и татарские нукеры наступали второй волной.

Воротная арка темнела приоткрытым зевом. Дымились разбитые створки. Защитники на стены не поднимались. Даже бесерменский чародей исчез куда-то со своей башни. Что он задумал на этот раз? Чем занят?

Горная цитадель казалась обезлюдевшей и оттого выглядела особенно зловеще.

Но рога выли и стучали барабаны. Командиры гнали людей к крепости по трупам тех, кто уже пытался пройти этот путь прежде. Стена пик и алебард подползала к каменной стене. Передние ряды уже приблизились на расстояние прицельного выстрела.

Но никто не стрелял. И никто на этот раз не творил боевую волшбу. Пока…

Опять какая-то ловушка? Тимофей покосился на Угрима. Князь, прищурившись, смотрел на стены.

Крепость и передовую линию штурмующих разделяло уже шагов триста — не больше.

И ничего.

Двести шагов.

И по-прежнему — ни одной живой души на стенах.

— Да куда же они все подевались-то? — пробормотал Тимофей.

Угрим молчал.

Сто шагов…

И — вой! Дикий, многоголосый, яростный. Заглушающий барабаны и трубы.

И — визг и вопли.

Под чудовищным напором слетела с петель расколотая воротная створка. Крепость выплеснула из темного прохода арки своих защитников. Пространство между стенами и латинянской пехотой заполонили белые фигуры, опоясанные красным.

Вооруженные саблями и короткими копьями, облаченные в легкие доспехи, а то и вовсе не прикрытые броней, ассасины с ходу бросались в рукопашную.

Стрелки — и лучники Огадая, и арбалетчики Феодорлиха — вдруг оказались не у дел. Разить врага через головы впередиидущих можно, только если противник находится на стенах или на изрядном удалении. Сейчас же вести эффективную навесную стрельбу было никак невозможно. А расступиться, чтобы позволить стрелкам возможность сделать залп в упор, копейщики и алебардщики тоже не могли. Попросту не успевали.

* * *

Вылазка была стремительной и отчаянной. Первый натиск латиняне выдержали лишь потому, что сумели сохранить строй. Но из разбитых ворот выбегали все новые и новые бесермены. Беснующаяся, вопящая толпа яростно наседала. Толпа билась о живую стену, словно волна о скалу, но не откатывалась обратно и не отступала ни на шаг.

Безумцы в белом, как показалось Тимофею, искали не столько боя, сколько смерти. Неустрашимые и исступленные, они лезли прямо на заточенную сталь. Одни бросались на пики и, сгребая руками смертоносные наконечники, падали, пронзенные. А падая, пригибали к земле и вражеское оружие. Другие подставляли головы под алебарды и боевые цепы, стараясь своим весом свалить противников с ног и взломать плотный строй. Третьи карабкались по трупам, чтобы нанести смертельный удар.

Длинные пики вязли в месиве тел, тяжелые топоры, палицы и кистени на длинных древках не успевали подниматься и опускаться. Зато легкие копья и изогнутые ассасинские сабли били быстро, часто, точно.

Линия имперцев прогнулась, сломалась в двух, нет — уже в трех… в четырех местах. Белые фигурки бросались в бреши, просачивались сквозь первые ряды и сражались уже в глубине латинянского строя. Строй мешался, ломался… Пикинёры и алебардщики хватались за короткие мечи и кинжалы, резались с врагом насмерть, бились голыми руками.