— Миа? Молодой человек… мистер Дин… я не знаю никакой…

— Заткнись! — гаркнул Эдди. — Заткнись, крыса! Лживая,скользкая тварь! Ты — не мужчина, а жадная, загребущая, свинская пародия нанего. Почему ты не поставил вдоль дороги рекламные щиты? «ПРИВЕТ, Я — КЕЛТАУЭР! ОСТАНОВИЛСЯ НА РОКЕТ-РОУД В ИСТ-СТОУНЭМЕ! ПОЧЕМУ БЫ ВАМ НЕ ЗАГЛЯНУТЬ КОМНЕ И МОЕМУ ДРУГУ ЭРОНУ! ЗАХВАТИТЕ ОРУЖИЕ!»

Эдди медленно поднял голову. По щекам текли слезы ярости.Тауэр уже прижался спиной к стене у двери, его глаза округлились, в них стоялужас. Лицо блестело от пота. Сумку с приобретенными книгами он прижимал кгруди, как щит.

Эдди сверлил его взглядом. Кровь капала на пол с его крепкосцепленных рук, пятно крови вновь начало расширяться на рукаве рубашке,тоненькая струйка крови потекла из уголка рта. И теперь он уже понимал, почемумолчит Роланд. Эту работа лежала на Эдди Дине. Потому что он знал Тауэра, какоблупленного, не так ли? Знал его очень хорошо. Ведь он сам, не в такие уждавние времена, ни на йоту не сомневался, что в сравнении с героином всеостальное — ерунда и чья-то блажь. Разве не верил, что за дозу героина можноотдать все, что угодно? Разве не дошел до той точки, когда мог отправить напанель собственную мать, чтобы обеспечить себя очередной дозой? Не потому ли онтак злился?

— Этот участок на углу Второй авеню и Сорок шестой улицыникогда не принадлежал тебе, — продолжил Эдди. — Ни твоему отцу, ни отцу твоегоотца, и так до Стефана Торена. Вы были только хранителями, точно так же, как я— хранитель револьвера, который висит у меня на боку.

— Я это отрицаю!

— Правда? — спросил Эрон. — Как странно. Я слышал от тебяпрактически те же слова, когда речь заходила об этом участке земли…

— Эрон, замолчи!

— …а такое случалось не один раз, — спокойно закончил фразуДипно.

Что-то треснуло. Эдди вскочил, боль пробила ногу,распространяясь в обе стороны от раны в голени. Спичка. Роланд чиркнул спичкой,чтобы закурить. Фильтр лежал на клеенке, рядом с двумя другими. Они напоминалижелатиновые капсулы с лекарством.

— Вот что ты мне сказал, — Эдди разом успокоился. Яростьушла из него, как яд, высосанный после змеиного укуса. Роланд позволил емувыжать ее из себя, и, несмотря на кровоточащие язык и ладони, он мог толькопоблагодарить стрелка.

— Все, что я тогда говорил… я находился в состоянии стресса…боялся, что вы можете меня убить!

— Ты сказал, что у тебя есть конверт, датированный мартом1846 года. Ты сказал, что в конверте листок бумаги с написанным на нем именем.Ты сказал…

— Я отрицаю…

— Ты сказал, если я смогу назвать тебе имя, написанное набумаге, ты продашь мне пустырь. За один доллар. С условием, что ты получишьгораздо больше, миллионы, в ближайшем будущем… скажем, до 1985 года.

Лающий смешок сорвался с губ Тауэра.

— Почему заодно не предложить мне и Бруклинский мост?

— Ты пообещал. А теперь твой отец наблюдает, как тыпытаешься нарушить данное тобой обещание.

— Я ОТРИЦАЮ КАЖДОЕ СКАЗАННОЕ ВАМИ СЛОВО! — проревел КелвинТауэр.

— Отрицай и будь проклят, — пожал плечами Эдди. — А теперь ясобираюсь кое-что тебе сказать, Кел, кое-что такое, что идет из моегоразбитого, но все еще бьющегося сердца. Ты ешь горькое блюдо, но не знаешьэтого. Тебе-то сказали, что блюдо сладкое, а вкусовые сосочки твоего языкапотеряли чувствительность.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите! Вы безумец!

— Нет, — возразил Эрон. — У него с головой все в порядке.Это ты будешь безумцем, если не послушаешь его. Я думаю… я думаю, он дает тебешанс вновь обрести цель в жизни.

— Смирись, — продолжил Эдди. — Хотя бы раз послушай хорошегоангела вместо того, чтобы слушать другого. Другой ненавидит тебя, Кел.Единственное его желание — убить тебя. Поверь мне, я знаю.

В коттедже повисла тишина. На пруду закричала гагара.Издалека доносился еще более неприятный вой сирен. Келвин Тауэр облизал губы.

— Насчет Андолини это правда? Он в городе?

— Да, — теперь он слышал и стрекотание приближающегосявертолета. На место пожара спешит съемочная группа ти-ви? Нет, такое станетбылью только лет через пять, особенно в захолустье.

Взгляд книготорговца сместился на Роланда. Тауэра, конечно,захватили врасплох, на него давило чувство вины, но он все-таки сумел взятьсебя в руки. Эдди это видел и отметил (не в первый, кстати, раз), насколькопроще была бы жизнь, если бы люди соответствовали характеристике, которую ты имсразу и даешь. Ему не хотелось терять время, прикидывая, а вдруг Кельвин Тауэр— храбрец или не такой уж дальний родственник хороших людей, но возможно, ихрабрости ему хватало, и законченным плохишем он не был. Черт бы его побрал.

— Вы действительно Роланд из Гилеада?

Роланд смотрел на него сквозь пелену поднимающегося кпотолку табачного дыма.

— Ты говоришь правду, я говорю, спасибо тебе.

— Роланд Эльдский?

— Да.

— Сын Стивена?

— Да.

— Внук Аларика?

Глаза Роланда блеснули, возможно, от удивления. Эдди точноудивился, но испытывал, главным образом, усталость и облегчение. Вопросы,которые задавал Тауэр, означали следующее: во-первых, он знал больше, чем имяРоланда и его основное занятие, во-вторых, мысли его, наконец-то, двинулись вправильном направлении.

— Аларика, ага, — кивнул Роланд, — рыжеволосого.

— Я ничего не знаю насчет цвета его волос, но мне известно,почему он отправился в Гарлан. А вам?

— Чтобы убить дракона.

— Убил?

— Нет, он опоздал. Последнего в тех местах дракона убилдругой король, который позднее погиб.

Вот тут Тауэр, удивив Эдди еще больше, обратился к Роландуна лающем языке, который в лучшем случае приходился английскому троюроднымбратом. Эдди услышал что-то вроде: «Had heet Rol — uh, fa heet gun, fa heethak, fa — had gun?»

Роланд кивнул и ответил на том же языке, медленно итщательно выговаривая каждое слово. Когда он закончил, Тауэр привалился к стенеи сумка с книгами выпала из его рук на пол.

— Какой же я дурак.

Никто не стал его разубеждать.

— Роланд, не могли бы вы выйти со мной? Мне нужно… мне…нужно… — Тауэр заплакал. Сказал что-то еще на неанглийском языке, судя поинтонациям вновь задал вопрос.