– Хорошо… – и констатировал: – значит, она ничего не сказала.

По-видимому, он был уже к этому готов.

Когда мы уходили, Степан Егорович остался в госпитале – собирался организовать переправку Кати в другую больницу для большей ее безопасности. А Ильицкий вызвался сопроводить меня на Пречистенку. Он теперь мой жених, так что, наверное, имеет на это право.

Жених…

Мы с Ильицким сидели сейчас наедине в полутемном салоне кареты. Я подняла на него глаза и обнаружила, что Евгений смотрит на меня – должно быть, смотрел все это время, пока мыслями я еще была с Катей. И решила вдруг, что поняла, в какие слова следует облачить свою невысказанную досаду по поводу помолвки.

– Женя… – Вообще-то прежде я собиралась говорить резко, нервно и, быть может, даже со слезами на глазах, но голос мой прозвучал отчего-то очень слабо. – Женя, я знаю, что этот мир принадлежит мужчинам, а женщинам остается лишь подчиняться их воле и подстраиваться под них. Под мужей, отцов, братьев. И великое счастья для женщины, если мужчина хотя бы не пользуется этим при каждом удобном случае. – Я помолчала, а потом горько усмехнулась: – Знаю, сейчас в Европе эти барышни, Клара Цеткин и другие, много говорят про l'émancipation féminine [55] и прочее… но я сомневаюсь, что им когда-нибудь удастся изменить человеческую природу. Более того, я и сама всем сердцем хочу тебе подчиняться и быть твоей тенью – я не вижу своей жизни без этого. Ты сам знаешь, почему. Я очень люблю тебя. Но без уважения любовь невозможна, по моему мнению, а уважать – это значит давать возможно выбрать. Всегда, даже если тебе кажется, что ты и так знаешь ответ. Прошу тебя, не лишай меня этой возможности никогда больше. Хотя бы постарайся.

Евгений все это время смотрел на меня с некоторым удивлением. А потом рассеянно ответил:

– Я постараюсь… – Потом подумал и как будто через силу сказал: – Лида, я могу дать опровержение этому объявлению… если для тебя это важно. Хочешь?

Я подумала мгновение и неожиданно для самой себя выпалила:

– Хочу.

Разумеется, я этого не хотела – это было бы огромнейшей глупостью. Но мне было любопытно, что ответит на это Евгений. А он ничего не ответил – как я и подозревала, он ждал от меня другого ответа. Некоторое время он вкрадчиво глядел мне в глаза, будто давая возможность передумать, а потом кивнул без каких-либо эмоций и тотчас развернулся к кучеру, по-видимому, с указанием.

– Куда ты? – насторожилась я.

– В редакцию. Если мы дадим опровержение вечером в субботу – нас точно не станут слушать.

– Женя, Женя… – я порывисто пересела к нему на скамейку, потому как совершенно не предполагала, что он так быстро согласится, – это же безумие! Я действительно предпочла бы, чтобы все вышло иначе, но… не хочу ставить тебя в глупое положение.

Он мягко улыбнулся в ответ и заверил:

– Что ж, значит, придется мне побывать в этом глупом положении. Возможно, меня даже из университета уволят из-за всей этой истории, но я сам виноват, что не посоветовался прежде с тобой. Голубчик, – отодвинул он окошко кучера, – поворачивай!

– Женя, ну перестань… – я паниковала уже не на шутку, – я очень хочу выйти за тебя замуж! В следующее воскресенье! Очень-очень тебя прошу, не отменяй свадьбу!

Я уже ни на что не надеялась – готова была расплакаться и ругала себя за несносный характер, из-за которого теперь точно умру старой девой.

– Ты действительно сама этого хочешь? – внимательно посмотрел мне в глаза Ильицкий, когда я уже почти смирилась.

– Очень!

– И не будешь больше считать меня тираном?

– Ну какой же ты тиран?…

Спустя мучительно долгую секунду он пожал плечами:

– Хорошо. Тогда в следующее воскресенье мы поженимся.

…Только вечером этого дня, уже засыпая, я осознала вдруг, что сегодня унижалась и практически со слезами на глазах умоляла Ильицкого жениться на мне. Ненавижу этого человека!

Мы договорились встретиться с Кошкиным рано утром в понедельник. Не в Ботаническом саду, как обычно, а в магазинчике Марго, поскольку обсудить нужно было очень многое – Марго любезно одолжила мне ключ и пообещала, что именно в эти часы ее в лавке не будет.

Надо сказать, что для этой встречи я подготовилась уже более основательно – у меня имелся какой-никакой план. Однако с появлением Кошкина в мысли снова был внесен сумбур, потому как явился он не один, а с Ильицким.

– Это необходимо? – я смотрела на Кошкина и уточнений никаких не делала, но он отлично понял, о чем я.

– Евгений Иванович может быть кое в чем полезен, – отозвался он и вдруг добавил: – к тому же он, оказывается, весьма осведомлен о наших проблемах.

Разумеется, Кошкин был достаточно умен, чтобы понимать, откуда. Я смешалась, устыдилась и предпочла замять разговор. Однако присутствие Ильицкого действительно мне мешало – и не только тем, что при виде его я всегда начинала соображать несколько хуже… мне не давала покоя его дружба с Якимовым, одним из главных моих подозреваемых.

Так что в этот раз я набралась смелости и решила спросить прямо:

– Если уж вы, Евгений Иванович, собираетесь присутствовать при этом разговоре, то прошу вас прежде ответить: зачем вы с господином Якимовым приехали в Москву?

Не знаю, с чего я взяла, что к моему вопросу он отнесется хоть сколько-нибудь серьезно?… Ильицкий вместо того, чтобы ответить, хмыкнул громко и повернулся к Кошкину:

– А зачем вы, Степан Егорович, соврали, будто это вы здесь главный, а m-lle Тальянова вам лишь помогает?

– Что? Когда?… – Кошкин густо покраснел. – Лидия Гавриловна, я не говорил такого, клянусь!

Я же была действительно озадачена: так это я ему помогаю, а не он мне?! Интересно, что думает граф Шувалов по этому поводу… Я даже хотела, было, устыдить Кошкина, напомнив, как он чуть не загубил все дело, не назвав мне пароль, но вовремя бросила взгляд на Ильицкого – ухмыляющегося и довольного эффектом.

Кажется, он явился сюда лишь для того, чтобы поссорить нас Кошкиным. Вот в чем действительно можно упрекнуть Степана Егоровича: как у него хватило ума привести сюда этого человека?! Он ведь все нам испортит!

Так что я ничего не ответила, а лишь снова впилась взглядом в глаза Евгения, и глядела так до тех пор, пока он все же не признался:

– Ладно, может, Степан Егорыч ничего такого и не говорил, но наверняка думал и не раз.

– Ничего подобного… – уже менее запальчиво фыркнул Кошкин и прошел вглубь магазинчика – наверное, чтобы случайно не высказать Ильицкому все, что накипело.

У Кошкина все же поразительная выдержка.