На этот раз Юнхуа улыбнулась уже открыто и без страха:

— Да! — Она торжественно кивнула. 

Я тоже кивнул. 

— А теперь расскажи, кто тебя напугал? 

— Господин! Господин… это всего лишь детские фантазии. Ничего она не видела. Просто воображает. — Ее мать бросилась ко мне, но под моим взглядом запнулась и остановилась. 

— А вот и видела! И Джун тоже видел! — Юнхуа посмотрела на меня расширившимися от страха и отчаяния глазами. — Нам никто не верит, потому что мы маленькие. Но Джун видел, как вы победили черных монахов, и я сегодня видела, как вы побили солдат генерала. И с Созданием Ночи вы тоже сможете справиться… 

— Юнхуа… — Ее мать уже едва ли не рыдала, а я вдруг понял, что обязан разобраться в этой истории. 

В толпе начали перешептываться. 

Сюли подошла к женщине и обняла ее за плечи:

— Тише-тише, Арым… Не будет ничего плохого, если Юнхуа расскажет, что видела… 

От ее слов женщина зарыдала еще громче, а Юнхуа напряженно сжалась в моих руках. Так дело не пойдет. Если эта Арым хочет что-то от меня скрыть, то пусть думает, что у нее получится. Доводить мать до истерики на глазах у тех, кто мне доверился, — не лучший ход. Но и предать доверие Юнхуа я не имею права. 

Дети могут оказаться самыми верными союзниками. 

Я понимал, что это лишь отговорка. Юнхуа что-то задела в моей душе, и теперь я чувствовал за нее ответственность. 

Я отчаянно искал решение этой головоломки, когда оно вдруг пришло само. 

Серьезно взглянув на Юнхуа, я попросил:

— Давай не будем расстраивать твою маму? Отведи ее домой, а потом я приду в гости. Хорошо? 

Глаза Юнхуа радостно заблестели, она кивнула, и я опустил ее на землю. Девчушка тут же взяла мать за руку и деловито потащила за собой. 

— Пойдем, мама. Нужно подготовить наш дом для господина Вана. 

Арым вытерла слезы с лица и кивнула. Прежде чем она ушла с дочерью, я успел заметить ее затравленный взгляд. Что же увидела Юнхуа? 

— Кстати, о подготовке дома… — Сюли посмотрела на меня, покраснела и опустила взгляд в землю. — Мы слышали, что вы выбрали заброшенные павильоны в Западной части крепости. Но в тех домах давно никто не жил. Говорят даже, что там живут призраки и только и ждут, кто забредет в их ловушку. 

Еще одна девушка, перепачканная чем-то белым, весело хмыкнула:

— Призраки и господин лекарь. 

По толпе прошли смешки, но сурового вида женщина сложила руки на груди:

— Возможно, господин посланник не знал, что разделить свое жилище с ним готов любой из нас. А не только госпожа Айми. — Она брезгливо скривилась, а стоящий рядом с ней мужичок серьезно покивал:

— Кому ж захочется жить в пылище и холоде? Но от этих сароен одни проблемы. 

О, боги… Я не собирался оправдываться перед этими людьми. Я вообще ни перед кем не собирался оправдываться. Но быть связанным с Айми, даже в сплетнях, не желал. Не желал, потому что боялся увидеть в голубых глазах презрение. Я сам не мог сказать, почему он должен презирать меня. Хилый мерзавец едва ли не поимел сароен возле умирающего Дайске. А меня заботит, что он подумает обо мне и этих сплетнях. Поверит ли им. 

— Благодарю. Но дом меня вполне устраивает. Ни ночью, ни утром никаких призраков не было. — Я заставил себя улыбнуться, хотя больше всего на свете хотелось задушить эту демонову Айми и выбросить за стены крепости на растерзание черным монахам. 

— Конечно! Где ж вам их увидеть, если вы у госпожи Айми… гостили… — Женщина брезгливо скривилась и передернула плечами. 

Я вскинул брови, изображая удивление этой новостью:

— Возможно, вы что-то перепутали, но бóльшую часть ночи я провел в лазарете. Господин Рэйден оказался так любезен, что показал, как готовит лекарство для моего друга. Зачем бы мне отвлекать госпожу Айми от ее дел? У нее маленький ребенок, с которым наверняка много забот. 

— Я бы могла помочь вам с уборкой! — Девушка, перепачканная то ли мукой, то ли еще чем, сцепила руки в замок и опустила взгляд, когда я посмотрел на нее. — Вам самому ни за что не навести там порядок. Да и некогда будет — нужно ведь черных монахов выслеживать. А я могу! 

— Так мы все помочь можем! — Мужичок покивал и улыбнулся. — Мигом порядок наведем, правда, соседка? — Он ткнул локтем стоящую рядом блюстительницу приличий. 

Та величественно кивнула:

— Конечно, наведем! 

Все, что мне было нужно, — чтобы меня оставили в покое. Не мешали и не лезли в мои дела. 

— Благодарю. — Я в очередной раз поклонился, понимая, что в этой забытой богами крепости кланялся столько, сколько не кланялся за всю свою жизнь. — Я вынужден вас оставить. 

Люди распались на две половины, наконец пропуская меня к воротам. За спиной послышался чей-то томный вздох, и женский голос прошептал: «Он тако-о-ой… суровый… и неприступный…» 

Я как будто снова оказался во дворце, где придворные дамы пытались привлечь внимание точно таким же шепотом. И тогда, и сейчас это почему-то раздражало. Но я вдруг представил, как то же самое произносит лекарь. Как вздыхает и облизывает губы. Как бы я отреагировал, если бы это сказал он? Вряд ли бы чувствовал себя раздраженным. Нет… Я бы был возбужден. И обязательно захотел бы показать ему, что с ним  могу быть ласковым и нежным. 

Любящим…

Словно споткнувшись, я остановился перед его домом. Любящим? Это уже сумасшествие. Безумие, за которым окончательное падение. Морок алхимии. Я не дам ему заворожить себя. Не дам! 

Ворвавшись в свой дом, я вдохнул пыльный воздух. Взгляд замер на простой деревянной баночке. 

Я чувствовал, как магия лекаря тянет ко мне свои туманные нити. Они опутывают, завязываются узлами вокруг рук и шеи, вокруг ног, тянут назад, к нему. Наплевав на обещание, только что данное себе, я подошел к сундуку и, откинув крышку, вытащил черный халат с золотой вышивкой. Хочу увидеть его на лекаре. Только его и больше ничего. Чтобы были видны холмики грудей и впадинка пупка… О, боги… Он ведь не женщина! Но кажется, это имеет все меньше значения. 

Я должен проверить! Понять, в чем секрет его алхимии. 

Демонова банка так и манила. Вот и повод. Даже ничего придумывать не нужно. 

Я вытащил один из ножей и, заведя руку назад, быстро полосонул по спине. Боль вспыхнула огнем, обжигая жаром. По пояснице потекла липкая кровь, ткань прилипла к коже, причиняя еще большее мучение. Сжав зубы, я еще раз полосонул спину ножом. 

Спина горела. Жжение расползлось по коже лавой, просачиваясь сквозь раны в живот. Мышцы сокращались от предвкушения. 

Я бросил нож и схватил баночку с мазью и халат. Когда я уже обернулся к дверям, по щеке пролетело дуновение сквозняка. Запахло сыростью и землей. Словно на кладбище.