Мистер Фортескью кивнул и затем тихо спросил меня:

— Вы сказали «нам». С кем вы делили ваше детство?

Стул подо мной неожиданно скрипнул. Руки опять начали дрожать, и я, пристально уставившись на них, попыталась их успокоить. Тогда человек, ненавидевший силки, наклонился ко мне и накрыл их своей большой ладонью.

— Вы можете не отвечать, — тихо сказал он.

— Мне не хотелось бы говорить об этом. — И я глубоко вздохнула. — Мы росли вместе, мы были сестрами. Данди никогда не видела во сне Вайд. Мы вообще были очень не похожи.

— И где ваша сестра сейчас? — спросил мистер Фортескью.

Мне послышался тихий плач, словно скулил больной зверек, я сжалась, как от боли в животе, и все померкло у меня перед глазами. Затем я почувствовала, что меня легонько хлопают по щекам; я открыла глаза и увидела прямо перед собой стол. Вокруг меня суетился человек, ненавидевший силки. Он держал меня за плечи и отпустил их, только когда я перестала дрожать и подняла голову со стола.

— Хватит, — сказал он мистеру Фортескью. — Это она. Ей не вынести больше ваших расспросов.

Я услышала звук шагов и звяканье горлышка графина о стакан.

— Выпейте это, — попросил мистер Фортескью.

И я проглотила полстакана коньяка залпом, вспомнив, как это делал мой отец Кокс.

Коньяк растопил лед в моем нутре и согрел меня. И снова я почувствовала, что никогда больше не стану плакать. Мне было безразлично, как они восприняли мой рассказ, мне все было безразлично.

В комнате повисло тяжелое молчание. Во дворе у конюшен кто-то свистел.

— Я знаю достаточно много, — сказал мистер Фортескью, — и все понял, едва увидев ее. Я не стану больше мучить вас вопросами, Сара. Давайте я расскажу вам о вас.

Время от времени меня снова охватывали приступы дрожи, и я взяла кофейную чашку, чтобы согреться. Было очень трудно удержать ее в руках, но я сосредоточилась и поднесла ее ко рту. Кофе имел странный вкус, но был горячим и сладким. На минутку мне пришла в голову мысль, как бы это понравилось Данди, но я напряглась и выбросила ее образ из памяти. После этого я смогла слушать мистера Фортескью.

— Я верю, что вы дочь Джулии и Ричарда Лейси и единственная наследница этого имения, — просто говорил он. — Ваша мать, заболев горячкой после вашего рождения, отдала вас цыганке. Ваш отец был убит сбежавшим преступником, мать умерла вскоре после этого. — Тут он минутку помолчал. Когда он вновь заговорил, его голос звучал так же ровно. — У нее не было близких родственников, и она поручила мне разыскать вас, а до вашего возвращения управлять этим имением.

Он взглянул на меня и продолжал:

— Сожалею, но я потерпел неудачу, мисс Лейси. Мне не удалось найти вас, но я честно все эти годы искал ваши следы и даже нанял человека для этой цели. Мы разыскали тот табор, в котором вы воспитывались, и даже узнали, кто ваша приемная мать, но, к сожалению, она уже умерла. Я так никогда и не нашел человека, которого вы называете своим отцом.

Я молча кивнула. Если бы они нашли нас обеих, мне бы не пришлось перенести столько побоев. Если бы они только нашли меня прежде, чем отец продал нас Роберту Гауэру. Или хотя бы несколько дней назад, когда мы были в одном дне пути отсюда и мы с Данди купались в море и ее волосы пахли солью.

Я опять сжалась от боли, и только лишь через несколько минут до меня вновь донесся голос мистера Фортескью.

— Но думаю, что с поместьем я управился лучше, — говорил он. — Мы сохранили ту систему совместных прибылей, которую ввела еще ваша мама. Сейчас о нашем эксперименте по совместному землепользованию знает вся Англия. Уилл Тайк действует здесь как старший и по мере необходимости связывается со мной либо в Лондоне, либо в Бристоле. Я только приглядываю за всем этим. Все решения принимаются здесь на месте, самими людьми.

— Это большое поместье? — тихо спросила я.

Мистер Фортескью взглянул на маленький портфель, который он привез с собой.

— Ваша доля составляет десять тысяч фунтов в год, — сказал он. — Но если вы не станете вносить ее в экономические преобразования, то она составит сорок тысяч фунтов. Я тут привел некоторые цифры для вас.

Он протянул мне бумаги, но я покачала головой.

— Я… я не умею читать, — неловко призналась я.

Он кивнул с таким видом, будто он и сам не умел этого.

— Конечно, — мягко сказал он. — Тогда мы займемся этим в другой раз. Но вы можете мне поверить, что это имение процветает, оно является своего рода корпорацией, то есть люди, работающие здесь, участвуют в получении доходов. Это приносит верную и надежную прибыль.

Я вспомнила о девяти гинеях, лежащих в моем кошельке, и о той работе, которую была вынуждена делать за них. Я вспомнила о Данди, танцевавшей с поднятыми юбками за какие-то жалкие пенсы, и о том, как отец продал нас, как рабов, в придачу к лошади. Я подумала о Джеке, о его безотчетном страхе перед отцом, таком ужасном, что он даже решился убить…

— И оно мое? — спросила я.

— Да, вы — наследница всего Вайда, — кивнул в ответ мистер Фортескью. — Все долги по имению выплачены, вы владеете им полностью. Ваша мама хотела подарить его деревне, у меня есть письмо, в котором она писала о таком намерении. Но она умерла прежде, чем сумела исполнить это желание. Она хотела, чтобы Холл был вашим домом и кроме него вы владели парком и садом. Но должен сказать, что пока что вы слишком молоды, чтобы полностью войти в наследование. Пока вы не выйдете замуж или вам не исполнится двадцать один год, вы будете получать от меня содержание, я буду действовать как ваш опекун и управлять имением, как я это делал до сих пор.

Я медленно встала из-за стола и подошла к окну. Во дворе какой-то человек убирал двор подле конюшни.

— Этот человек работает на меня? — спросила я тихо.

Позади меня мистер Фортескью слегка прочистил горло и сказал:

— Да.

— И Бекки Майлз? — продолжала я.

— И Бекки Майлз, — подтвердил он. — Если в деревне, управляемой традиционным способом, вы могли бы нанимать поденных работников, то здесь именно на вас постоянно трудится примерно сотня людей.

Я прислонилась головой к холодному стеклу и подумала об этом неожиданном богатстве и о его могуществе. Я никогда больше не буду голодать, мне никогда не будет холодно, я не буду работать в снег и ветер. Я буду есть за своим собственным столом, и не один, а, наверное, четыре раза в день мне будут прислуживать слуги. Я достигла того, чего всегда хотела, но считала невозможным. И богатство пришло ко мне так легко и естественно, будто я принадлежала к знати.

Я моментально одернула себя. Я действительно была одна из знати. Я, Сара Лейси, родилась с серебряной ложкой во рту, и сейчас я наконец там, где мой дом. Весь этот огромный прекрасный особняк принадлежит мне, и он набит слугами, которые только и ждут моих приказаний. И я поняла, что теперь это не значит для меня ровным счетом ничего.