Чеглаков оседлал его и вдавливал в мокрую почву, не давая возможности перевернуться на спину, заламывая в болевом приеме уже здоровую руку, намереваясь сломать ее, как и ту, другую.

Его противник захрипел и обмяк.

Возможно, он потерял сознание от невыносимой боли.

– Не стойте столбом! Звоните своим, в полицию! Пусть едут сюда, – прошептал Чеглаков разбитыми губами. – Мы взяли его!

Лишь в этот миг потрясенная Катя вспомнила про мобильный.

А Чеглаков, не отпуская своего поверженного врага, сдернул с его головы маску с прорезями для глаз и за волосы повернул его лицо.

В этот миг ночная тьма, словно в сказке, отступила. Утренний свет, еще не яркий, серый, затопил все вокруг.

И Катя увидела, кого победил Константин Чеглаков.

Этого человека она никогда не видела наяву, только лишь…

Но она узнала его.

Все дальнейшие события позже вспоминались Катей как сон в виртуале – словно она села на бешено вращающуюся карусель, и мир плыл вокруг нее, смазанный, лишенный контуров, нереальный.

И лишь отдельные фрагменты всплывали потом в памяти очень ярко.

Лицо Аллы Мухиной – напряженное, озадаченное…

Это уже когда все они очутились в ОВД, куда их доставила вызванная Катей по мобильному полиция.

Лицо того, кого они поймали… точнее, кого поймал Константин Чеглаков, – Катя ведь мало чем ему помогла в поединке…

– Вот вам и совпадения! Кто бы говорил – не бывает таких совпадений! Совсем обнаглел от безнаказанности! Дважды трупы нам выкладывал, а мы его отпускали. И вот попался с поличным.

Андрей Ржевский – водитель автобуса, дважды очевидец и главный свидетель – после краткого допроса, на котором он не сказал ни слова, был отправлен под конвоем оперативников в местную больницу – у него в драке была сломана рука. Оказалось, что и ребра тоже.

Катя все вспоминала, как они сшиблись там, в палисаднике…

Она и не подозревала, что мужчины могут драться вот так в реале – не в боевиках.

Потерпевшая – соседка Мухиной Надежда Павловна – вышла из состояния глубокого шока и…

Карусель все вращалась, набирала обороты – старуха разразилась рыданиями и все никак, никак не могла успокоиться. Алла Мухина уговаривала, утешала ее лично. Она обняла несчастную пожилую женщину за плечи и что-то шептала ей, как ребенку, чуть ли не баюкала ее. Показания ее нужны были позарез – и прямо сейчас. Но старуха могла сообщить крайне мало: она вышла из дома на работу рано, потому что ей надо было убрать магазин до открытия (не терять же суточный заработок). А на десять у ее сына была назначена консультация в Дубне, в реабилитационном центре инвалидов. Надежда Павловна рассчитывала управиться с работой на рассвете и поехать с сыном на автобусе в Дубну. Она сказала, что шла по улице, никого не видела (Катю даже не заметила), а затем вдруг ощутила сильную боль в затылке и больше она ничего не помнит. Очнулась она уже на земле… Кто-то кричал, она слышала треск кустов. Она лежала на спине и… так ее и нашли полицейские. Здесь старуха снова начинала плакать – от стыда и позора.

Алла Мухина долго ласково уговаривала ее взять себя в руки, потому что все плохое уже позади. Теперь надо помочь следствию засадить подонка за решетку. А для этого надо поехать с экспертом-криминалистом к гинекологу. Это была самая трудная, интимная часть уговоров старухи, подвергнувшейся попытке изнасилования.

После уговоров Надежду Павловну все же повезли обследоваться и изымать главные улики – эксперт хотел убедиться, осталась ли сперма, изъять образцы ДНК и нижнее белье старухи.

Якорем покоя и самоконтроля в этом хаосе для Кати было выражение…

Ну да, конечно, – его лица…

Он внешне вроде как и не реагировал на всю эту суету и аврал.

Катя невольно вспомнила то безмерное восхищение в тоне Ивана Водопьянова, когда он говорил о нем.

Сейчас она ощущала примерно то же самое: восхищение, восторг, смешанный со страхом (ох, как же он жестоко отделал Ржевского), и жгучее любопытство, которое вспыхнуло в ней с новой силой.

Он сидел в одном из свободных кабинетов. Их с Катей коротко опросили сначала полицейские, приехавшие на место, а затем и сама Мухина.

Он рассказал все очень коротко и точно. Уложив страшную драку в несколько коротких слов типа «мы за ним погнались, он ударил, я тоже, и я его схватил».

Это самое «мы за ним погнались» вновь затопило Катю, как и в случае, когда ее ознакомили с главной скрытой уликой, чувством великой благодарности. Ее принимали в свою компанию. С ней обращались как с равной, как с участником важных событий, возможно, перевернувших жизнь ЭРЕБа и положивших конец серии кровавых…

Вот здесь Катя совершенно не была уверена.

По лицу Мухиной она читала как по книге – ту тоже терзали великие сомнения.

А вот по его лицу ничего нельзя было прочесть. Ничего узнать наверняка.

Даже то, что ему, например, больно.

Константину Чеглакову – Катя произносила теперь это имя и фамилию с тайным придыханием – тоже крепко досталось в драке. Андрей Ржевский – кем бы он там ни был, как бы ни притворялся скромным водителем автобуса – оказался противником серьезным. И пусть это он заработал перелом руки и ребер, но Константин Чеглаков тоже…

Катя увидела, как он взял со стола чистый лист бумаги, скомкал его и приложил к разбитому лицу, стирая кровь.

И она тут же сорвалась с места, ринулась в дежурную часть, голося: «Есть у вас аптечка? Дайте скорее!»

Она вернулась с аптечкой и робко зашла в кабинет, где он сидел. Он кивнул – спасибо. Она раскрыла аптечку и начала неумело в ней рыться. Он сам нашел то, что нужно, гораздо быстрее. Но тут Катя сказала:

– Дайте я.

Она смочила бинт антисептиком и осторожно коснулась его лица. У него на лице уже имелся шрам, но это его не портило. Она стирала кровь с его кожи, запах алкоголя куда-то испарился. Она его не ощущала, хотя находилась сейчас очень близко.

Вот что значит два выхода в открытый космос… Вот какие они… Вот как ведут себя в рискованной ситуации! – шептали внутри Кати неведомые восторженные голоса.

Он дотронулся до ее руки и сдвинул пальцы, сжимающие бинт, на то место, где была рана. Даже бровью не повел, не поморщился, когда антисептик обжег его.

Вот какие они…

Как он прекрасен со своим разбитым лицом!

Он словно угадал ее мысли – улыбнулся ей.

– Вы молодец.

– Это вы молодец! – Катя не могла сдержать чувств. – Он же ее изнасиловать хотел. А потом… и меня бы он убил, прихлопнул как муху.