Перед нами понимание объекта виртуального уровня с позиции уровня информационного, который, как известно, был чисто пропагандистским. Соцреализм царил везде, где могло проявиться творческое отклонение. Кстати, сам термин и восходит к выступлению М. Горького на первом писательском съезде (см. о соцреализме, который Б. Гройс обозначил как «стиль Сталина»[495][496][497][498]).

Политическая война моделируется и просчитывается с той же четкостью, что и обычная. Корпорация РЭНД, которая начала заниматься не только военными играми, но и политическими, имела в своем составе людей в рамках подразделения социальных наук, которые во время войны анализировали газеты и пропагандистские материалы[499]. Это были Г. Шпеер, Н. Лейтес, П. Кешкемети. Г. Шпеер, возглавлявший это подразделение, привлекал к работе таких экспертов, которые имели непосредственное знание о жизни в исследуемых странах (эмигрантов или долго живших за рубежом). В наших условиях это было бы странным, поскольку «иностранец» в глазах спецслужб всегда воспринимается с опаской.

Причиной такого решения Г. Шпеера было следующее: «Экспертам следовало интерпретировать культурные значения информации, содержащейся в материалах. Кроме непосредственного, фактического значения событий, о которых сообщали газеты, они часто незаметно отсылают к культурным слоям значений, которые не так легко декодировать чужому человеку».

Эксперт по стране может оценить значимость полученной информации, которая выходит за рамки просто факта. И это в очередной раз подчеркивает разграничение виртуального и информационного, о котором мы много говорили.

Кстати, можно вспомнить в этом плане советскую привычку чтения между строк. С. Кургинян также, описывая роль программы Время в советский период, подчеркивал, что она осуществляла управление по тенденциям[500]. То есть никакого официального документа еще не было, но хороший бюрократ уже понимал, что за этим последует.

В принципе, можно разделить политические сообщения на открытые и скрытые. Возникновение формулировки «культ личности», например, происходит до осуждения Сталина, но являлось сигналом к смене ситуации. Уже на следующий день после похорон Сталина (10 марта 1953 г.) Г.М. Маленков заявил на Пленуме ЦК: «Считаем обязательным прекратить политику культа личности»[501].

Скрытое сообщение, чтобы не пользоваться дважды словом информация, ждет нас на каждом из уровней: физическом, информационном, виртуальном. Можно привести такие примеры.

Физическое пространство:

• западные аналитики изучали живые эфиры телетрансляций прилета-отлета Брежнева, чтобы понять, кто с кем дружит среди членов Политбюро, ожидавших вождя,

• портреты Хрущева, Кириленко исчезли с улиц раньше, чем страна узнала об их снятии.

Информационное пространство:

• такая же судьба постигла книги Хрущева из киосков,

• страна узнавала о будущем вожде из того, кто возглавлял комиссию по похоронам предыдущего вождя.

Советскую работу в виртуальном пространстве мы процитируем отрывком из статьи Г. Бовта: «Сотни тысяч людей трактовали постановления пленумов и съездов. Десятки ученых советников на закрытых „цековских“ дачах ломали головы над формулировками этих постановлений, речей вождей, стремясь заложить туда некий особый сакральный смысл, соответствующий, как им казалось, текущему моменту. Им казалось, что они этими нюансами вносят штрихи в историю. Теперь это кажется особенно смешным. Для обывателей были посылы и попроще. С одной стороны, скажем, Московский фестиваль молодежи и студентов, впервые открывший Советский Союз для краткосрочного „братания“ молодежи с иностранцами (часть хрущевской оттепели). С другой — борьба со „стилягами“ и любыми проявлениями „западной культуры“ — музыкой, жвачкой, джинсами и пр. Появление (раз в год примерно) гэдээровского „Фридрихштадтпаласа“ (восточноевропейский вариант „Мулен-ружа“) на телеэкране являло собой для некоторых чуть ли не сигнал о послаблениях. Как и появление тех или иных московских спектаклей — от „Так победим“ Шатрова до всех без исключения постановок Любимовской Таганки[…]. Степень глушения „вражьих голосов“ тоже кем-то трактовалась как некие то ли „посылы“, то ли очередная уступка Западу (когда глушилки якобы чуть унимались). Как и разрешение еврейской эмиграции после 74-го года (ее потом волнами то разрешали, то опять прикрывали)»[502].

Несомненно частью политической войны является цензура, особенно официальная цензура, характерная для тоталитарных государств. Демократические государства тоже не любят критику, стараясь «закрыть» любое критическое выступление своей реинтерпретацией ситуации.

Сегодня считывание ситуации в обществе, имеющиеся настроения проводят по соцмедиа. Это достаточно разработанный на сегодня подход ([503][504][505], см. также вариант использования для этих целей контент-анализа в предыдущие периоды[506]).