К нотариусу Кира поехала в той же одежде, в которой была на похоронах, – в черной юбке до колена и черной водолазке. Эльмира с сыном приехали раньше. Вениамин поздоровался с Негодой, не обратив на Киру никакого внимания. Эльмира по-прежнему нервно теребила платок.

Они сели за большой стол – мать с сыном по одну сторону, Негода с Кирой – по другую. Нотариус, симпатичная рыжеволосая женщина, взяла конверт, лежащий перед ней на столе, вскрыла с помощью серебряного ножичка для разрезания бумаги и достала из него еще один конверт.

Кира, с трудом сдерживая дрожь волнения, следила за ее руками, словно нотариус была фокусником, предлагающим отгадать, в какой руке загаданная карта.

Наконец завещание – желто-коричневый лист – было извлечено на свет и, продемонстрировав присутствующим, что оно надлежащим образом подписано, нотариус начала читать.

– Город Славнинск, Российская Федерация. – Голос звучал четко, но смысл текста проходил мимо Кириного сознания. – … настоящим завещанием делаю следующее распоряжение: все свое имущество, движимое и недвижимое, я завещаю в равных долях своей жене, Колесниковой Эльмире, и ее сыну, Колесникову Вениамину.

Вениамин, не сдержавшись, потер руки и бросил на Киру торжествующий взгляд.

– Возлагаю на наследников, названных в пункте первом настоящего завещания, исполнение следующих обязанностей: выделить моей дочери от первого брака, Кире Колобковой, денежные средства в размере одного миллиона рублей, а также передать ей альбом с материалами о моем деде, Кирилле Колобкове. Контроль за соблюдением этих обязанностей поручаю Негоде Брониславу Федоровичу. Ему надлежит принять денежные средства и вышеупомянутый альбом у Колесниковых Эльмиры и Вениамина и лично передать их Кире Колобковой, либо ее матери – Татьяне Максимовне Колобковой.

Вторая часть завещания Вениамину явно не понравилась. «Миллион неизвестно кому», – говорили его сжатые в саркастической улыбке губы.

Нотариус дочитала завещание.

Мать с сыном тихо посовещались, и, не глядя на Киру, Вениамин заявил, обращаясь к Негоде:

– За альбомом можно заехать хоть сейчас, а деньги я смогу собрать только к понедельнику. Устроит?

– Вполне, – согласился юрист. – Я сейчас отвезу Киру в гостиницу, а после приеду к вам, если вы не против.

Разумеется, они не возражали.

Если честно, Кира была немного разочарована. Нет, не размерами выделенной суммы, с этим все было нормально: отец оценил ее дороже, чем свекровь. И все-таки ей хотелось чего-то еще. Не денег, не материальных благ. Она ожидала более теплого приема от этих людей. Понятно: сначала они боялись, что отец оставит ей что-то более существенное, чем миллион рублей, например долю в бизнесе. Но теперь-то, когда выяснилось, что Кира особо ни на что не претендует, могли же они быть хоть немного приветливее! Ей очень хотелось иметь семью, но отец умер, мама не признает ее, а близкие отцу люди не захотели создать хотя бы иллюзию сердечности.

Гостиничный номер встретил Киру прохладой – уезжая к нотариусу, она забыла закрыть окно. Почему-то вдруг нахлынули воспоминания о квартире Глеба, о воробье под окном, об их последнем вечере… «Нельзя! Об этом сейчас думать нельзя», – изо всех сил старалась внушить себе Кира, но получалось плохо. В конце концов она сдалась. Упала на кровать не раздеваясь, натянула на себя одеяло и зарыдала в голос, отчаянно и безудержно.

Обессилев от слез, Кира провалилась в глубокий сон, а когда проснулась, за окном уже было совсем темно, и луна, все такая же полная, как вчера, словно подглядывала за ней сквозь незадернутые шторы. К тоскливому настроению прибавился голод – у Киры с утра маковой росинки во рту не было. Разумеется, следовать предложению Негоды заказать еду в номер Кира не собиралась – денег оставалось в обрез. Она открыла сумочку и вытащила кошелек. Немного налички и на карточке пара тысяч… Нормально, можно купить булочек, несколько пакетиков чая и устроить чаепитие. Взгляд упал на телефон. Кира отключила его сразу по прибытии в Славнинск, лишь доложившись Глебу, что она на месте. Вот бы сейчас включить его… Хотя бы фотографии полистать…

Кира решительно встала и захлопнула сумку, пытаясь избавиться таким образом от соблазна. Потом снова открыла – проверить, не забыла ли она у нотариуса паспорт. Нет, не забыла, все в порядке. Спустившись по лестнице, Кира вышла из гостиницы и задрала голову, любуясь полной луной. Было что-то мистическое, затягивающее в ее великолепии.

– Вы бы лучше под ноги смотрели, сударыня, – пробасил за ее спиной швейцар. – Ступеньки все-таки.

– Спасибо, – проговорила Кира, перевела взгляд вниз, потом вперед и замерла: наискосок от входа на скамейке сидела она сама с распущенными волосами и улыбалась. В лунном свете волосы казались призрачным шлемом, лицо девушки излучало мягкое сияние. Копия Киры не казалась живым человеком – скорее видением, призраком, доппельгангером.

– Не надо, только не сейчас, – простонала Кира. – я не сумасшедшая! Не сумасшедшая!

Она замерла на мгновение, а потом, решительно мотнув головой, шагнула навстречу своему безумию.

Кристину разбудил звонок. С трудом нащупав кнопку на телефоне, она проговорила:

– Да, я слушаю.

В ответ трубка разразилась стонами и всхлипываниями, среди которых она уловила свое имя.

– Алло, вы не могли бы говорить повнятнее, я ничего не понимаю!

– Кристина, это Виктория! – Далее снова пошел поток рыданий.

Силясь понять, что за Виктория такая и почему она звонит среди ночи, Кристина окончательно проснулась.

– Здравствуйте, Виктория. Я не понимаю, о чем речь. Не могли бы вы успокоиться?

– Нет, не могу. – Вопреки словам, голос зазвучал более разборчиво. – Я страшно переживаю за сына. Помогите, пожалуйста!

– А что с вашим сыном?

– Как что? Ему же сегодня делали операцию!

Тут до Кристины наконец дошло, что ее ночная собеседница – Виктория Александровна, мать Глеба Ермолаева.

– Про операцию я помню. Врач ведь сказал, что все в порядке?

– Сказать-то он сказал, но Глеб до сих пор не приходит в себя.

– А что доктор говорит?

– А что он скажет – зарядил: надо подождать да надо подождать. А я не могу ждать! Он обещал, что вечером к Глебу можно будет зайти. Уже ночь, а меня все не пускают да не пускают. Кристиночка, будьте добренькой, вы же говорили, что у вас братик нейрохирург. Не могли бы вы ему позвонить? Я ведь знаю, Глебушек мой вам небезразличен. Правда ведь?

Легко сказать – позвонить братику. Нет, конечно же, они общались. Будучи женатым на русской девушке, Оливер даже немного говорил по-русски, что намного облегчало общение, так как его язык и английский Кристины были двумя разными языками. Обычно Кристина звонила маме, и Оливер, если был дома, присоединялся к разговору. Но вот так просто – набрать номер брата и обрушить на его голову весь этот словесный поток про Глебушку и его не желающую ждать мамашу… А вдруг он сейчас на операции?