– Кристиночка! – простонала Виктория Александровна. – Прошу тебя! Пожалуйста!

– Еду! – отрезала Кристина, наскоро оделась, сунула в сумку ноутбук и выскочила в ночную прохладу.

Соскучившийся по хозяйке, «Киа» фыркнул и радостно заурчал в предвкушении быстрой езды, и Кристина не обманула его надежд. До больницы, где томилась в ожидании мать Глеба, Кристина долетела меньше чем за пятнадцать минут. Охранник на входе отказывался ее пускать, пришлось звонить Виктории Александровне.

Мать Глеба она нашла сидящей на дерматиновом диванчике в том же предбаннике возле нейрохирургического отделения. Рядом с ней сидел мужчина в синем медицинском костюме.

– Вот, доктор, – заявила Виктория Александровна, когда Кристина, слегка запыхавшись от быстрой ходьбы, поднялась на нужный этаж. – У Кристиночки брат – известный австралийский нейрохирург. Мне бы очень хотелось, чтобы вы с ним поговорили о моем сыне.

– Вы извините, пожалуйста. – Кристине было стыдно смотреть в покрасневшие от усталости глаза врача.

– Ничего, ничего, – проговорил тот сквозь зубовный скрежет и встал с диванчика, уступая Кристине место.

На лице врача было написано горячее желание послать подальше родственницу пациента и примкнувшую к ней сестру австралийского светила, но что-то сдерживало его. Очевидно, Виктория Александровна неплохо спонсировала нейрохирургическое отделение.

– Я даже не знаю, ответит он или нет. Он может быть на операции, – сказала Кристина, вытаскивая из сумки ноутбук.

Оливер ответил.

– Кристина, что-то стряслось? – спросил он настороженно.

Она, как могла, объяснила ситуацию.

– Я ничего не понял, – заявил Оливер, – дай врача.

Кристина передала ноутбук доктору. Английским тот владел на уровне продвинутого школьника. Пару минут оба пытались понять друг друга, затем врач пробормотал что-то типа «мне надо показать снимки» и скрылся с ноутбуком за дверью ординаторской. Вернулся он минут через десять невероятно довольный.

– Пообщался с коллегой, очень приятно, – сказал он, возвращая Кристине ноутбук.

На экране Оливер улыбался во всю ширь своего некрасивого лица.

– Ну что, Олли? – спросила Кристина.

– Все отлично, сестричка. У твоего друга гениальный доктор. Операцию провел блестяще.

– Повтори это, пожалуйста, его маме, – попросила Кристина и развернула ноутбук так, чтобы несчастное лицо Виктории Александровны попало в камеру.

– Здравствуйте, мадам, – церемонно поздоровался Оливер. – С вашим сыном все будет хорошо. Чем дольше он сейчас поспит, тем лучше будет себя чувствовать при пробуждении. А поэтому не шумите и идите спокойно спать. Я же знаю – у вас сейчас ночь. Бай-бай, мадам.

– Бай-бай, – рассеянно повторила Виктория.

– Олли, спасибо! Извини, что побеспокоила на работе.

– Что ты, что ты! Я был рад пообщаться с коллегой.

– Маме привет!

– Обязательно!

Оливер исчез с экрана, и Кристина захлопнула ноутбук.

– Какой замечательный у тебя братик! – запричитала Виктория. – Красавец! Умненький! Кстати, очень на тебя похож.

Кристина вспомнила, как впервые увидела брата – маленький, где-то метр шестьдесят ростом, почти лысый, с жутким шрамом на голове, он был вылитым потомком английских каторжников, первых европейских поселенцев в Австралии. А оказался ее сводным братом[15].

– Вы уж извините, доктор, что мы так. – Кристине по-прежнему было ужасно неловко. – А вы, Виктория Александровна, слышали, что сказал Оливер? Не шуметь, пойти домой и лечь спать.

– Шуметь не буду, но можно я все-таки тут посижу? Я тихонечко…

– Сидите, – разрешил доктор, – только очень тихо.

– Спасибо тебе, Кристина, – прошептала Виктория Александровна. – Ты даже не представляешь, что для меня Глеб. Если с ним, не дай бог, что-нибудь случится… Я даже не ожидала, что он будет так убиваться из-за этой девчонки.

Кристину сильно клонило в сон, но последняя фраза подействовала на нее словно холодный душ.

– Почему не ожидали?

– Почему? Я же сразу, как только ее увидела, поняла – не нужен ей Глеб. Она из разряда охотниц за деньгами. У Глеба до нее была девушка – Луиза. Вот это настоящая пара для него: красавица, умница, из хорошей семьи. Они с Глебом с детства были неразлейвода, но эта Кира, мерзавка, словно его опоила чем-то. Жаль, Луизочка вышла замуж за итальянца – Глеб теперь свободен. А ты, Кристина? Ты замужем?

– Нет, – помотала она головой. – Но жених есть.

– Вот видишь, – разочарованно развела руками Виктория Александровна. – Я была бы счастлива видеть тебя своей невесткой.

Пока Кристина думала, чем ответить на такие лестные слова, доктор вышел из ординаторской и поспешно направился в сторону палаты интенсивной терапии, где лежал Глеб. Пальцы Виктории Александровны впились в руку Кристины.

– Все будет хорошо. – Она осторожно пожала эти пальцы.

Доктор появился примерно через полчаса.

– Можете зайти к нему, – сказал он абсолютно будничным тоном, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном, а не о жизни и смерти его пациента, единственного сына сидящей перед ним женщины.

– Спасибо, доктор! – Виктория Александровна вскочила, Кристина тоже поднялась с диванчика.

– Только одна, пожалуйста, – предупредил доктор, чем очень обрадовал Кристину. Она боялась, что мать Глеба потащит ее с собой, и тогда вся конспирация пойдет насмарку.

– Как же? Кристиночка? – закудахтала Виктория Александровна.

– Я пойду, – сказала ей Кристина. – Передавайте Глебу привет!

Ответом ей стал цокот каблуков по больничному линолеуму – Виктория Александровна спешила увидеть сына.

«Наверное, я погорячилась с приветом, – думала Кристина, сбегая по лестнице. – Будем надеяться, что она не услышала».

Виктория Александровна, разумеется, все прекрасно услышала, но, переступив порог палаты интенсивной терапии, поняла, что с приветами придется повременить. Ее единственный сын, ее радость, ее счастье, огорошил мать.

– Покормите Глеба, – проговорил он голосом хоть и слабым, но не лишенным командных ноток.

– Глебушка, сыночек, ты вернулся! – запричитала Виктория Александровна вне себя от радости. – Покушать хочешь? Это хорошо, значит, организм восстанавливается.

Сын поморщился, словно от боли, и материнское сердце кольнула тревога.

– Тебе больно, родной?

Сын снова поморщился и произнес фразу, от которой материнская тревога превратилась в панику, крепко – не вздохнуть – схватившую Викторию Александровну за горло.