– Факты таковы… Терновская возвращается с рулетки с огромным выигрышем. Ничего не боится. Вскоре к ней наведывается господин Лабушев. Ему обещают немного денег, но не сейчас, а утром второго января. Вслед за ним новый визитер: некая Ольга Рузо, работает секретарем Терновской. Видела, как она сорвала банк. Терновская тоже не пускает ее в дом, Рузо уходит.

– Уверен?

– Почти наверняка: есть свидетельница, которая видела их.

– Кто такая?

– Почтенная дама Медгурст. Прикована к креслу-каталке, проводит бессонные ночи у окна. А ее окна выходят на дом Терновской…

Лелюхин одобрительно кивнул, принимая аргумент.

– Что же дальше?

– У Терновской в доме находится важный гость. Ради него экономная Анна Васильевна не пожалела накрыть чай.

– Ну, это уж слишком натянуто: чай. Тоже мне, улика…

– Вечером перед рулеткой к ней приехала родная племянница, Настасья Тимашева, с компаньонкой. Ей Терновская даже чаю не предложила.

– Какая рачительная дама, – сказал Лелюхин.

– Чаепитие заканчивается тем, что в сердце Терновской стреляют из пистоля стальным шариком. Она умирает. Ридикюль с деньгами исчезает.

– Пистоль – это такая крохотная игрушка, на один выстрел?

Пушкин подтвердил.

– Выходит, причину смерти установили, – сказал Василий Яковлевич. – Уже хорошо. Убийца ясен.

– Нет, не ясен.

– Разве не мог кто-то из двух ночных гостей зайти в дом Терновской? Может, она раздобрилась от выигрыша и чаю налила. Мог и Лабушев убить, и Рузо…

– Теоретически возможно.

– Почему теоретически? Наверняка… Знаю корень твоих сомнений: старухе веришь. Вот еще нашел свидетеля! Поверь мне: она из ума выжила. Ночью вздремнула – и перепутала все на свете. А того хуже, привиделось ей. Голова старая, что взять…

– Теоретически…

– Да что ты заладил! – возмутился Лелюхин. Он никак не мог уловить ускользающую нить смысла и потому рассердился.

Пушкин еле заметно кивнул.

– Согласен, Василий Яковлевич: нельзя брать в расчет бессонницу мадам Медгурст. Она в самом деле могла кого-то не заметить. Ночь ясная, но все-таки ночь, глаза пожилого человека…

– Вот и я о том же…

– Есть важный факт: Терновская не стала бы с ними распивать чаи.

– Почему же?

– Потому что относилась к посетителям с презрением. Лабушеву оставила по завещанию самовар, Рузо – сто руб-лей. Хуже пощечины.

– Тем более: причина убить. Войти и убить… Ты же говорил, что у Терновской в доме на полмиллиона акций…

– Причина вероятная, но ненадежная. – Пушкин сделал умоляющий жест. – Сейчас все узнаете… Уже на рулетке Лабушев и Рузо надоели Терновской советами. Она отказалась от их предложений проводить ее. И не стала бы пускать ночью в дом. Анна Васильевна прекрасно знала, что от нее нужно: деньги. У гостя, который был в ее доме, имелся особо важный повод. Важный для Терновской… Факт, который вам неизвестен: в ночь, когда мы расстались на Спиридоновской, в дом Терновской проник некто, у кого был запасной ключ. Были перерыты все бумаги, в которых она вела записи курсов акций.

– И что такого? Искал деньги…

– Логика не сходится: человек настолько свой, что у него есть запасной ключ от дома. Но не знает, что Терновская хранит акции и деньги дома, не веря банкам. Об этом все родственники знали. И что же он делает? Роется в записях. Вместо того чтоб искать, например, сейф. Который был рядом. Буквально руку протяни.

– Кто этот пронырливый лис? – спросил Лелюхин.

– К сожалению, упустил его. Лис оказался умнее: пришел в дом через сад Терновской на коротких охотничьих лыжах. Через него же сбежал. Сбежал умно: не по Кречетникову переулку, куда я послал городового, а вернулся назад, на Большую Молчановку. Через соседний сад… Лыжи сбросил в сугроб.

– Ну-ну. – Василий Яковлевич был удивлен. – В самом деле, лис… Что тут думать: он и убил Терновскую.

Ответил Пушкин не сразу.

– Убийца Терновской после выстрела имел в распоряжении ночь. Хоть весь дом перерой. Там ничего не было тронуто. Свечи остались гореть. Входная дверь аккуратно заперта на ключ. Пропали только деньги. И чашка разбита.

– Чашка разбита? – переспросил Лелюхин. – Смахнули со стола?

– Наверное… Есть другая гипотеза, требующая проверки.

– Давай ее сюда, сейчас мы ее пощупаем.

– Убийца так боялся трупа Терновской, что не захотел оставаться с ним ночью наедине. Подождал, пока заберут тело. А на другую ночь вошел в дом, чтобы закончить дело.

– Не гипотеза, а розовая водица, уж прости меня, – сказал Василий Яковлевич. – Так не бывает.

Пушкину оставалось согласиться.

– Спасибо, что отвергли ее, – ответил он. – Она слаба, потому что в ней большая доля непредсказуемости: если бы почтальон не поднял тревогу, Терновскую не скоро бы хватились. Трудно представить убийцу, который готов ждать.

– Постой. – Лелюхин опять похлопал его по плечу. – Мы совсем забыли: кому Терновская отписала наследство? Это же главная причина убийств…

Не стоило уточнять, что забыли не «мы».

– Тимашевой, – ответил Пушкин.

– Вот тебе и ответ.

– Только предположение…

– Опять теории? – возмутился Василий Яковлевич.

– Факты таковы: родную племянницу Терновская видела два раза в жизни – в детстве, когда Настасья приезжала с матерью, и вечером тридцать первого декабря, накануне игры. Обе не испытывали друг к другу нежных чувств…

– Вот уж новость, – только и мог сказать старый чиновник.

– Есть более важная. Терновская поменяла завещание утром тридцать первого декабря. Причем указала в нем выигрыш на рулетке.

Тут уж Лелюхин не стал скрывать удивления.

– Она знала, что выиграет?

– Так в тексте завещания. Тимашевой достается все: и дом, и акции с наличными, и выигрыш. Кому теперь выгодна смерть Терновской?

– Так ведь то и выходит, что…

– Да, вы правы. Вот только Тимашева узнала о том, что наследница, в минуту оглашения завещания. На нее произвело сильное впечатление… Сам свидетель.

– Преподнесла тетушка сюрприз…

Пушкин помолчал.

– А как вам гипотеза, что Тимашева, разумеется, не зная, что уже наследница, пришла ночью, пристрелила тетку и взяла ее выигрыш?

Лелюхин пожал плечами.

– Женщины ради денег на все способны. А тут – тетка, которую не видела никогда.

– Согласен. Вот только Тимашева на следующий день проиграла все деньги, какие у нее были. Искала, где бы занять…