– Давай не будем кричать друг на друга, Элоиза, это не продвинет нас ни на миллиметр.

Ее плечи опустились.

– Ты права. Я пришла не за тем, чтобы скандалить.

Мы сложили оружие, я подозревала, что она измотана так же, как я. Обеим имело смысл отказаться от противостояния. Я тяжело вздохнула. Нам придется играть в открытую и отчаянно стараться сохранять спокойствие.

– Выпьешь что-нибудь?

– С удовольствием.

Я взяла бутылку и второй бокал и жестом поманила ее на террасу. Мы сели к садовому столику друг напротив друга. Тихо спускалась ночь, мои мысли улетели в Сен-Мало. Поужинали ли Ноэ и Паком? Гуляют ли по крепостным стенам? Мне не удавалось начать разговор, поэтому я закурила. Я наблюдала за улетающим в небо дымом и собирала остатки энергии, чтобы начать.

– Я возьму у тебя сигарету, теперь уж все равно.

Я покосилась на нее. Обидно сдаваться, продержавшись десять лет, однако первая затяжка принесла ей заметное облегчение.

– Ты считаешь, я нарочно заварила эту кашу? – спросила я.

Она одарила меня улыбкой, полной иронии, и пристально на меня посмотрела.

– Не рассказывай все заново, не напрягайся! Мне уже изложили историю от начала до конца во всех подробностях! Ты нашла пламенного защитника в лице Пакома! Не стану скрывать, я очень удивилась, я была уверена, что он встанет на нашу сторону. Ан нет… впервые с нашего знакомства он наорал на меня. Хорошо бы, чтобы это был и последний раз – как-то не хочется снова попасть под огонь его негодования. Ладно… Он ни за что не рискнул бы потерять лучшего друга ради женщины, какими бы ни были его чувства к ней. Значит, он считает несправедливым обвинять во всех бедах тебя. Поэтому я пришла к выводу, что у него есть для этого основания и будет правильно его выслушать. Он рассказал мне о вас с сыном.

Я встала и бесцельно прошлась по саду. Паком защищал меня от всех и вопреки всему, это было потрясающе, но вовсе не значило, что я должна проявить сейчас слабость. У нас тут не девичья болтовня о любовных переживаниях.

– Ты посмотрела на это другими глазами?

Она горько усмехнулась:

– Можно и так это выразить… Я поставила себя на твое место.

Я смерила ее пристальным взглядом, она ответила таким же. До того как продолжить, она помолчала, сосредоточившись на сигарете и, возможно, набираясь храбрости.

– По совести говоря, – она уже полностью владела собой, – не знаю, как бы я себя повела, окажись я беременной и в полном одиночестве. Возможно, поступила бы как ты. По-всякому могло сложиться. Но вот что бесспорно и чего не изменишь: пока ты выкручивалась, как умела, я наслаждалась блаженной любовью с отцом твоего ребенка, мы вместе проживали наше большое приключение, не заботясь о том, что оставили позади.

Тут уж я пришла в недоумение.

– Вы не могли знать… Послушай, у меня нет ни малейшего желания слушать твои рассказы об Индии, о том, чем вы там занимались и как влюбились друг в друга.

Она встала и присоединилась ко мне в моем крохотном садике, на ее лице была написана грусть и твердое намерение продолжать.

– Ты ошибаешься, мне важно это сказать. Узнай Николя, что ты беременна, он бы примчался во Францию, чтобы выполнить свои обязательства. И я бы его потеряла, Паком бы его потерял. Поэтому, хотя то, что я сейчас скажу, может показаться полным бредом, с тех пор, как все открылось, я, как это ни парадоксально, убеждена в том, что у меня своего рода долг перед тобой и твоим сыном.

Я тряхнула волосами и закатила глаза – ее слова ошеломили меня. К чему она клонит?

– О чем ты?

– Твое самопожертвование в какой-то мере подарило нам с Николя шанс создать нашу пару, построить семью. А ему с Пакомом открыть “Четыре стороны света”. Вот почему с того момента, как ты сказала нам, чей сын Ноэ, и нам стало известно твое прошлое, ты – часть нашей истории. И этого не изменить.

Я отошла от нее, зажгла вторую сигарету, обескураженная грузом, который она возложила на мои плечи. И даже если этот груз повышал мою значимость, я отказывалась его принимать. Слишком уж он связывал наши жизни. Воспитывать Ноэ в одиночку не было для меня ни тяжким бременем, ни тем более самопожертвованием, несмотря на все трудности, нет, совсем наоборот.

– Очень тронута твоими словами, но я все вижу не так…

Она снова подошла к столу, щедро плеснула себе вина, сделала большой глоток, крепко зажав бокал в руке. Мы обе с ней находились на эмоциональных качелях, поочередно то успокаиваясь, то снова заводясь. Она остановила на мне взгляд, ставший более жестким.

– Внимание, Рен, это вовсе не означает, что я не злюсь, ты даже не представляешь себе, как я на тебя зла. – Ее голос задрожал от едва сдерживаемого гнева. – Ты и твой сын незваными ворвались в нашу жизнь. Как я могу высвободить для вас место в ней?

– А я-то что могу? Ты издеваешься?! Можно подумать, о моей жизни можно только мечтать. Хватит считать меня идиоткой и гадиной!

Я уже себя не контролировала и почти кричала, для меня ее ярость была вполне естественной, но я тоже была в бешенстве. Мы ходили по кругу.

– Зачем ты явилась? Я так и не поняла, что тебе надо, в конце концов?

По лицу ее медленно текли слезы, однако голос вдруг стал более твердым.

– Николя плохо, очень плохо. Я в растерянности, не представляю, как быть, как заставить его образумиться. Я потеряла мужа, мои дети потеряли отца. Мы с ним все время ругаемся, поскольку я, в определенном смысле, защищаю тебя. Дети присутствуют при наших скандалах. Еще немного, и Николя с Пакомом дойдут до рукоприкладства, выясняя отношения.

Я отступила на шаг назад, ее слова меня потрясли.

– Рен, я хочу, чтобы мужчина, которого я люблю, снова был с нами!

Это был крик о помощи, и я могла бы его понять, если бы все это не касалось меня напрямую и, главное, не касалось Ноэ. На ее лице боль сменилась сарказмом.

– И самое потрясающее, что я ищу поддержки у тебя.

Нет, мне все это почудилось, она просит меня помочь Николя, помочь ей вернуть мужа, а их детям – доброго милого папочку. Я возмущенно фыркнула и подошла к ней и нервно поинтересовалась:

– А как насчет места Ноэ во всем этом? Моего сына ты в расчет не принимаешь? – ядовито прошипела я.

Настал ее черед отступить.

– Теперь для него больше не секрет, кто его отец. И этот отец оттолкнул его и продолжает от него отказываться! Когда на прошлой неделе Ноэ пропал, Николя и пальцем не шевельнул… Ты говоришь мне о себе, о своем муже, о своих детях, а я говорю тебе о моем сыне, который переживает все муки ада!

Она подняла руки в знак примирения.

– Нет, я приехала вовсе не для того, чтобы выступить в его защиту… но против него ополчились все, он загнан в угол, его затравили.