— Давай вместе, — недовольно предложил он. — Или по очереди.

Все-таки они ее сожрут… В том, как спокойно ее делят было что-то жуткое. Как кусок мяса: тебе крылышко или ножку?

Надя беспомощно задергалась и визгливо захныкала. Оба не обратили на это внимания. Мы встретились глазами — взгляд у нее стал мутным, загнанным и с поволокой, как у курицы, которую кинули шеей на плаху и уже занесли топор.

Не хочу на это смотреть.

Эмиль сходил в рощу и вернулся с ножом. Опустился на колено — совсем как со мной, вытер лезвие об ветровку охотницы и вывернул ей руку.

Феликс навалился сильнее и предложил:

— Может, в тоннель затащим? Там спокойнее. Да и твоя, — он кивнул на меня, — вон, смотрит.

Эмиль обернулся: зрачки расширены, губы приоткрыты и дыхание тяжелое, как при возбуждении — вид у него был нечеловеческий. Когда я жила с ним, он казался жестоким, но человеком. Вот такие у меня были иллюзии.

Теперь он даже человеком быть перестал.

— Давай, — согласился он.

Феликс подхватил Надю подмышки и поволок в темноту, как пугливый лев уносит добычу. Вампиры хотели в укромный уголок, чтобы я не мешала им жрать. Девчонку он тащил, как мешок. Когда она начала орать слишком, по его мнению, громко, он зажал ей рот.

— Подожди, — попросила я.

— Ну что еще? — Феликс бросил ее у самого входа в тоннель.

Надя села, обхватив колени руками, лицо было мокрым от слез. Я подбежала и опустилась рядом.

— Не сопротивляйся, — я отогнула воротник, открывая безобразный шрам слева. — Иначе он тебя разорвет. Я о своем муже.

Надя испуганно посмотрела на шрам, потом в глаза Эмилю и начала закатывать рукав. Она оказалась куда умнее меня.

Знаю, что вызвало сочувствие — она была бросовым материалом. Такой же отход производства, как и я. Если бы они не решили ее сожрать, может, все было бы по-другому.

— Все? — Феликс наконец затащил ее внутрь — в темноту и прохладу, самое место для трапезы, и Эмиль вошел следом.

Я привалилась к нагретой солнцем кирпичной стене. Если закрою глаза и зажму уши, смогу представить, что я дома, в безопасности. В каком-нибудь чудесном месте, где нет вампиров.

Я слепо пялилась на тополя над фундаментом. Лучше бы уйти, но почему-то я не могла. Слушала возню в темноте: глухой крик, словно ей зажали рот, женский стон, хныканье, пока все не затихло.

Никогда я не чувствовала себя гаже, чем сейчас. Почему-то стоять и ждать еще хуже, чем быть жертвой. Нет даже иллюзии борьбы.

Помню, как-то Эмиль пришел домой не в духе. Не знаю, что у него случилось — он со мной ничем не делился, но психовал в тот вечер страшно. Я прижималась к двери в своей комнате и слушала, что происходит в квартире — безопасно ли выйти или лучше пересидеть, пока он не успокоится?

Страшно представить, какой запуганной я тогда была. Хотя Эмиль, скажем так, и тогда был не самой опасной частью той жизни.

Я ловила каждое слово — он с кем-то ругался по телефону, каждый шаг, пыталась разобраться в интонациях, чтобы вникнуть в мельчайшие детали его настроения. Когда живешь с таким мужем, учишься этому быстро. А жили мы очень плохо.

И сейчас я по привычке провалилась в то состояние, прислушиваясь к звукам из тоннеля. Я не знала, что будет, когда он выйдет — вдруг его только разогреет свежая кровь?

А еще я хотела развеять страхи — пойти в тоннель и увидеть, что там происходит. Когда сталкиваешься со страхом, он становится слабее.

И когда далеко на дороге просигналила машина, у меня появился повод это сделать. Я вошла в тоннель осторожно, чувствуя, как хрустят под подошвами камни, и подождала, пока глаза привыкнут к темноте.

Далеко они ее не утащили.

Мне казалось, Эмиль выберет руку, но, видно, он передумал.

Охотница лежала у него в руках, склонив голову к плечу, и мой бывший муж навис над шеей. Он крепко прижимал ее спиной к себе, обхватив поперек груди. Феликс пристроился к локтю. Так сосредоточился на деле, что не перестал бы сосать, даже если бы наступил апокалипсис — вампир полностью отдался процессу. Оба ели жадно, стараясь проглотить побольше. Охотница была без сознания.

Эта картина так поразила меня, что я забыла, что хотела сказать.

Эмиль оторвался от шеи, на губах вроде немного крови, я плохо рассмотрела в полумраке.

— Что тебе, Яна? — голос был прежним, без рычащих интонаций.

Феликс вздрогнул от голоса и поднял голову. По нижней части лица сильно размазалась кровь.

— Там кто-то приехал, — пробормотала я и показала через плечо, словно этот жест все объяснял.

— Сейчас подойду. Подожди у выхода, — он вернулся к шее, и я отвернулась.

У меня едва хватило сил выйти на свет. Я стояла спиной к тоннелю и ждала, пока Эмиль закончит, чувствуя, как болезненно сжимается желудок. Спокойно. Меня не стошнит.

Минут через десять я услышала шаги за спиной. Так ходит только Эмиль — уверенным шагом, намекая, что пора разбегаться в стороны. Я стояла тихо, а он обращает внимание только на то, что шевелится и пищит — он вышел прямо на свет.

— Заканчивай жрать! — раздраженно крикнул он. — Свидетель нужен живым.

— Что ты с ней сделаешь? — пробормотала я, борясь с головокружением.

Я не спасу ее от нежных допросов Эмиля, но хочу убедиться, что потом ее не убьют.

Он долго молчал, настороженно прислушиваясь, достал телефон. Я решила, что он меня игнорирует, переключившись на свои заботы, но он ответил.

— Заберу с собой. Посидит у меня, если она нужна охотникам, будут вести себя тихо. Пойду проверю, кто там… Жди здесь.

Глава 42

Эмиль вернулся с хорошими новостями.

Через десять минут я сидела на заднем сиденье джипа охраны и наблюдала, как по полю бродят вампиры. У меня на коленях стояла аптечка, на локте я держала пакет с холодом, пытаясь одновременно остановить кровь и избавиться от боли.

Не знаю, что за следы они искали. Сам Эмиль осматривал ангар: неплохо, если найдут гильзы. Это мало что даст, но никогда не знаешь, что пригодится, а что нет.

Охраны у него много: только здесь около десятка вампиров, и несколько машин. «БМВ» я среди них не заметила.

Надо будет сказать, чтобы сократил. Пока неясно, что происходит, лучше не рисковать. Он не зря поехал один, значит, никому не доверяет. И наблюдая за этими