источникам «характер Пичона не был вне подозрений», что «его руки не были чисты», и, следовательно, он был убит как доносчик[384]. Внимательное изучение источников, использованных Бэром, не открывает, однако, ничего оправдывающего эти предположения. То, что казнь Пичона была совершена втайне и в спешке, предполагает не заботу о правосудии, но скорее заговор с целью убрать человека, которого считали представляющим опасность для заговорщиков. Видный еврейский моралист Соломон Алами описал эти события, словно был их современником[385], хотя и сделал это тридцатью пятью годами позже. Он возложил на испанско-еврейских придворных основную ответственность за несчастья испанского еврейства. Он буквально отхлестал их за скандальное поведение, отметив среди их прочих преступлений то, что они «порочили друг друга перед королем и грандами [только] из зависти перед достижениями друг друга». Единственное, что их вдохновляло, добавляет Алами, это «умножить свое богатство и расширить свои владения в землях своих врагов» (т. е. испанцев) и «во всех их заговорах их интересы сфокусированы на пролитии невинной крови»[386].

Алами говорит о зависти и амбициях, которые вели к убийству еврейских придворных со времен Альфонсо XI и дальше. Но как современник Пичона он должен был в первую очередь иметь в виду именно его. Алами, несомненно, считает Пичона «невинным» в отношении вменяемого ему в вину доносительства.

Алами приписывает еврейским придворным, что они на секретных совещаниях строили свои планы «изгнания» высших еврейских чиновников из королевских дворов и из дворов крупных грандов (еще одно доказательство того, что Алами имел в виду дело Пичона, когда писал это), и он также указал на исторические последствия этих решающих событий. Потеряв контроль над королевскими финансами и контроль над влиятельными постами при дворе, евреи лишились своих самых мощных защитников против нападок, планируемых их врагами[387]. Это, несомненно, облегчило задачу последних и существенным образом помогло им в достижении победы.

Рассматривая моральную деградацию еврейских придворных в верной исторической перспективе, мы видим, что она происходит от такой же деградации испанской знати, частью которой еврейские магнаты стремились быть. Принцип «на войне всё честно», принятый и во внутренней борьбе — принцип, по которому жило большинство знати и который сделал возможным действия таких людей, как Энрике, — определил и поведение еврейских магнатов или, точнее, многих их лидеров. Алами, похоже, согласился бы с этим. Именно в пренебрежении еврейскими придворными «святым Законом и моралью» своего народа Алами видел главные корни горя и несчастий, выпавших на долю евреев Испании.

XV

Перед тем как закончить наш обзор переходного периода, который породил великий кризис в жизни испанского еврейства, мы должны сделать несколько дополнительных замечаний по поводу главных и второстепенных причин последующей катастрофы. Под главными причинами мы понимаем условия, которые подготовили несчастье и сделали его возможным, а под второстепенными — факторы, которые обострили болезнь, лежавшую в основе проблем. Крах еврейской силы в Испании, которого мы коснулись в предыдущей главе, был, несомненно, одной из причин второго порядка. Таковыми являлись также правление короля Педро и борьба за власть графа Энрике.

Король Педро был, бесспорно, очернен, и его истинный образ был серьезно искажен также и авторами более поздних времен. Но если мы даже отбросим половину их обвинений, то останется достаточно, чтобы нарисовать мрачный портрет его личности. X. Ситжес пытается простить ему те злодеяния, в которых он был обвинен обществом, и заменить его прозвище «Жестокий» на «Справедливый» (еl Justiciero)[388]. Тщетная попытка! Человек, который мог убить в королевстве любого, кого он просто заподозрил в мятежных планах, не может быть признан справедливым ни по каким меркам. Не может человек, который казнит своих противников в присутствии своей матери, их политической союзницы, быть справедливым судьей, свободным от садистских наклонностей. Не может быть таким судьей король, который желает, чтобы приговоренные им к мучительной смерти люди были сварены и зажарены живьем в его присутствии. Не может быть справедливым тот, кто приказывает своим чиновникам прислать ему головы казненных противников, действительных или потенциальных. Он на самом деле был ужасно жесток, какой бы титул «справедливости» ни присваивали его действиям.

Одна вещь все же должна быть сказана в его защиту. Он казнил не обыкновенных недовольных, а только тех, кто был замешан или предполагалось, что замешан, в заговоре против него или в мятеже. Он был убежден в том, что его королевской прерогативой было определять степень их участия и, соответственно, вины на основе своего впечатления, ощущения и полученных им сведений, не прибегая к помощи какого-либо судебного процесса. В своих собственных глазах он был «прав» и «справедлив» в выносимых им приговорах, и его искаженное представление о божественности его королевской власти, вместе со слабым чувством того, что законно, а что нет, привели его к убеждению в том, что у людей нет права спрашивать о его мотивах и что его суд будет в конце концов принят как правый. Народ тем не менее думал иначе. Люди часто рассматривали его суд как неверный, злобный и мстительный, и многие стали воспринимать его как короля-убийцу.

Неизбежно, такого правителя постоянно боялись не только враги, но и друзья, и, как следствие, он был обречен на потерю поддержки все больших слоёв народа. То, что его правление причинило непоправимый ущерб евреям, сомнению не подлежит. Ненависть, которую он вскормил вокруг себя, неминуемо охватила и евреев, потому что преступления короля часто приписывали злодейским планам его еврейских советников. Таким образом, его защита евреев послужила, в конце концов, мобилизации против них антисемитских сил. Таков был результат его правления, даже если бы оно не было отягощено другими проблемами, внутренними и внешними.

Доля Энрике в ухудшении положения намного превосходила «вклад» Педро. Уступая Педро в морали с любой точки зрения, потому что соображения справедливости вообще не играли никакой роли в его жажде власти и борьбе за нее, он тем не менее был осторожен, чтобы не оставлять за собой длинный боевой порядок жертв, взывающих к мщению. Его тактика была направлена на то, чтобы привлечь к себе сторонников и свести к минимуму число противников среди христиан всех сословий. Что же касается евреев, то с ними он вел себя, как будто они были дозволенной добычей охотника. В то время как его изначальное преследование евреев было предназначено для того, чтобы привлечь испанцев на свою сторону, конечные результаты этого преследования вышли далеко за рамки его первоначальных целей. Это он впервые показал испанцам, как можно вырезать евреев в городах сотнями, оставив убийц безнаказанными со стороны правителей (кроме