— В чем дело?

Я помотала головой, отчего-то засмущавшись. Мы знакомы три года и любовниками стали давно, и все-таки мне до сих пор сложно было поверить, что этот человек с жесткой складкой у рта и пристальным взглядом — мой муж. Не похожий ни на одного из знакомых мне мужчин. Совсем из другого мира, нежели я. Как так получилось, что мы вместе?

Мартин вздохнул, наклонился и поцеловал меня в лоб.

— Не смотри так, будто спрашиваешь себя, что ты тут делаешь рядом со мной.

Вот же! Почти угадал… Он действительно неплохо меня понимал — если хотел этого.

— Эксперимент нельзя считать провалившимся, пока он не закончен. А заканчивать я его не собираюсь. И я именно там, где хотела быть. И с тем человеком, которого выбрала сама.

— Сама? — Брови Мартина приподнялись в веселом изумлении. — А я-то думал, что провернул самую крупную в своей жизни операцию, чтобы затащить тебя в храм. Причем через постель.

— Что за глупости ты говоришь!

— Покраснела. Как мило.

Мартин снова склонился, в этот раз к моим губам. Поцелуй его был медленным и дразнящим, и я, не удержавшись, прильнула к мужу, запутавшись пальцами в его волосах. Женская натура, как нередко говорят священники в храмах, от природы греховна и слаба. А мы уже несколько ночей не были близки. Так что неудивительно, что я немного… увлеклась, забыв, что мы все еще стоим у подножия лестницы, наверняка жутко смущая попрятавшихся слуг.

К тому же меня беспокоил один вопрос, но задать его Мартину я решилась только в спальне, когда мы оказались около кровати.

— Послушай, а нам точно можно?

Маг, сосредоточенно расстегивавший пуговицы на моей рубашке, даже не остановился. Пришлось помахать перед его лицом, чтобы он отвлекся от моей груди и посмотрел чуть выше.

— М-м-м?

— Ты уверен, что нам стоит это делать?

— А почему, собственно, нет? — немного разочарованно спросил супруг. — Ты себя плохо чувствуешь?

— Нет, но я же в положении, — шепнула.

— Знаю, — шепнул Мартин в ответ. — И?

— Ну это значит, что мы не можем… теперь. Конечно, я понимаю, что несколько месяцев — это большой срок, но ведь так все делают… Ты куда?

Мартин встряхнул головой и молниеносно скрылся в дверях ванной, оставив меня одну. Придерживая рубашку на груди, я заглянула в приоткрытую дверь. Муж стоял ко мне спиной, и плечи его тряслись.

— Ты плачешь?!

Да нет, чушь какая. Это или внезапный приступ, или, что вероятнее, смех. Когда мужчина обернулся, лицо его было спокойно, разве что глаза подозрительно блестели.

— Любимая моя, я как никогда счастлив от твоей ошибки. — Горячий поцелуй обжег шею, и пальцы мои сами разжались, давая Мартину возможность избавить меня от очередного предмета одежды. Юбки я лишилась еще в спальне. — Наплевать, что делают и думают другие на этот счет. Это мое законное право — быть со своей женой тогда, когда я захочу.

— А мое… право? — голос прерывался. — Или у меня одни обязанности?

— Твоя главная обязанность сейчас — расслабиться и получать удовольствие, — шепнул муж, властно проводя ладонью по моему бедру. — Больше никаких разговоров.

Он прижался губами к моим, не давая возразить. Но разве я собиралась? В конце концов, это долг жены — быть послушной воле мужа…

— Ты действительно так думала? — Марта хихикнула. — Представляю реакцию твоего мужа.

— Нет, не представляешь, — проворчала я, бултыхая ложечкой в чашке, чтобы чай быстрее остыл. Невеста Петера пила вино.

«Дорион», небольшой ресторан в центре города, был переполнен, но столик для нас нашли. Пока мы сидели вдвоем с Мартой, дожидаясь, когда к нам присоединится Петер, задерживающийся почти на час. Подружками мы никогда не были, но за последние полгода наши отношения стали лучше, чем раньше. Особенно когда я перестала быть в глазах Марты угрозой их с Петером счастью.

Благодаря фрау Ратцингер целительница уже знала о том, что я в положении. Но очевидно, тетушка умолчала о своем непосредственном участии, а муж не счел необходимым предупредить об истинном положении дел своего племянника. Впрочем, кое о чем Марта все же догадывалась.

— Вы же не планировали ребенка? — задумчиво сказала она. — Значит, таблетки подвели? А я говорила, что заклинания надежнее…

— Терпеть не могу использовать магию, — передернула плечами.

— Если это не твои собственные артефакты? — хмыкнула девушка. — Но ведь все к лучшему.

— Конечно, — согласилась я, совершенно не покривив душой.

Прошло уже несколько дней с тех пор, как я узнала о своей беременности. И хотя смириться с очередным резким поворотом в моей жизни было непросто, будущее перестало видеться мне в мрачных тонах. Во многом благодаря поддержке супруга. И его уязвимости, внезапно открывшейся мне.

Я никогда по-настоящему не понимала Мартина Шефнера. Это стоило признать. И не всегда доверяла словам, часто видела в поступках лишь дурное. Не без основания, к сожалению. Но я верила его чувствам — нежности, что порой проскальзывала во взгляде, когда мы были наедине, заботе, что скрывалась за ворчанием и приказами. И любви, о которой Мартин шептал мне утром, прижимая к себе. Будто что-то новое появилось в нашей с ним близости, неведомая мне раньше теплота и интимность. И в самом деле, не таким уж важным стало казаться то, что волновало совсем недавно.

— Как твоя рука? — спросила Марта, отщипывая от виноградной грозди. — Жалею, что не остановила тебя тогда. И не только потому, что господин Шефнер был против.

— Беспокоишься, что вживленные чары могут сказаться на ходе беременности? У Пушистика никаких проблем не было, так что надо надеяться, что все обойдется.

— При чем здесь твой кролик?

— Он оказался девочкой, — коротко ответила я. — Помет вполне здоровый.

Рыжеволосая целительница округлила глаза.

— Девочкой?

— Ага. Самочкой. Нужно было отсадить ее в свое время от Пушка, но кто знал?

— И ты не заметила, что у тебя не два кролика, а кролик и крольчиха?

— Я артефактор, а не зоолог, — с достоинством ответила.

— А еще ты не очень внимательна, да? — покачала головой Марта. — Никогда не делай целительские артефакты.

— И не собиралась даже.

— Никогда-никогда. И лучше вообще к живым людям не приближайся.

Я закатила глаза.

— Никто еще из-за моих артефактов не умирал.

— По крайней мере, пока, — раздался веселый голос.

Петер поцеловал невесту в щеку, а затем без стеснения и меня. Вот же нахал! Заметив мой возмущенный взгляд, он хитро улыбнулся.