– Я не умею разгадывать преступления. Да и гадать на картах о том, кто преступник – непрофессионально, тебе не кажется? Никакой возможности верифицировать.

– Это если не знаешь, кто вор. А если знаешь, то как раз наоборот. Давай, заводи свою шарманку! – он опустился на ковер, сложил ноги калачиком.

Аделия вздохнула, достала карты и свечу, пододвинула Максу, чтобы зажег. Тот достал из заднего кармана джинсов зажигалку, зажег свечу. Гадалка перетасовала колоду, разложила карты рубашками вверх, затем неторопливо одну за другой перевернула.

– Ну, что? – Макс с интересом за ней наблюдал.

Аделия шикнула на него, посмотрела строго:

– Не мешай! – и снова углубилась в чтение карт.

Капитан поставил локоть на колено, подпер щеку кулаком. Любовался. Точеный профиль, острый подбородок, волосы, подсвеченные уличным фонарем и оттого золотые. Пальцы скользили над картами, едва касаясь странных вытянутых и потемневших ликов, губы бормотали что-то неразборчивое – Макс не пытался разобрать, а предпочел прислушиваться, как по телу растекается тепло, заполняя его медленно и неотвратимо. Вместе с ним приходила уверенность, что даже если Аделия, вернувшись в Москву, не захочет его видеть, он не отступит.

Его пристальное внимание отвлекало, не позволяло сосредоточиться. Аделия хмурилась, повторяла раз за разом вопрос, но мысли то и дело возвращались к девочке-призраку, расклад путался, сбивался. Девушка вздохнула, придвинул к себе свечу и посмотрела через пламя. И карты ожили.

Дама в возрасте, ее несчастная дочь. Горе и желание защитить, укрыть от беды, оградить. Мечи, будто пчелиные жала, метались, рассекали холодный, пропитанный сыростью воздух. Ночь, желтый квадрат оконного отражения на черной земле, покосившийся забор. Беда и короткий крик, вскрывающий вены.

Девушка отшатнулась, спутала карты, словно желая сбить настройку точного компаса. Задышала тяжело. Макс смотрел вначале рассеянно, но, заметив испуг Аделии, прищурился, вскинул голову:

– Ты чего?

– Мне кажется, там замешана мать ребенка, – гадалка окинула взглядом рассыпанные карты.

– Где?

– В истории с призраком…

Макс цокнул языком, чертыхнулся:

– Ты же вроде про мое семейство гадала! – воскликнул.

Девушка рассеянно повела плечом, отвернулась:

– Иногда карты не говорят о том, что спрашиваешь, а о том, что больше всего волнует.

Макс встал, скептически хмыкнул:

– Ну-ну. Так и скажи, что ни черта не умеешь, а все твое гадание и ворожба – простое мошенничество!

– Скажу, если окажусь не права. Я намерена найти хозяев дома, узнать, кто скрыл беременность, например…

Макс сунул руки в карманы, вздохнул:

– Ада! Столько лет прошло… Там вряд ли кто-то живой, неужели ты не понимаешь?

– Понимаю, – девушка упрямо смотрела перед собой. – Но меня это дело не отпустит, я чувствую… И я, – оно посмотрела на него с сомнением и опаской. – Я слышу карты.

Последнее она сказала ему в спину – Макс отошел к комоду, распахнул нижнее отделение и достал из него укутанную в несколько полотенец бутылку шампанского.

– М? – Поставил шампанское на комод, следом вытащил пару бокалов и салатницу с мандаринами, виноградом и конфетами. – Карты говорят? Хм… А ведь ты еще и не пила.

– Макс! – Аделия предостерегающе повысила голос.

Капитан хмыкнул, подцепил бокалы, шампанское зажал под мышкой, а свободной рукой – подхватил вазочку с фруктами и сладостями.

– Да, ладно, ладно, – усмехнулся примирительно. – Я в этом ничего не понимаю, поэтому для меня это магия. Ты наверняка ничего не понимаешь в следствии, поэтому для тебя это тоже магия. И как скоро моя работа ни фига не магия, то, возможно, и твоя – не она. Верно я говорю?

Он опустился на ковер и сел напротив Аделии. Та держала карты в руках, буравила его взглядом.

– Откуда у тебя шампанское?

Девушка наблюдала, как он распаковывает золотистую фольгу, очищает от нее горлышко, как неторопливо и уверенно откручивает проволоку и, сверившись с часами, сообщает:

– Ну, с Новым годом!

Внизу, на первом этаже, зашумели дети, сквозь их смех и суету был слышен бой Курантов.

– Желаю тебе влюбиться в меня без памяти в этом замечательном наступающем году, который как встретишь, так и проведешь! – Макс разлил шампанское по бокалам, один подал Аделии.

– Я встречаю новый год в потрепанных джинсах, на полу, с посторонним, в сущности, человеком, – Аделия приняла бокал, легонько наклонила его, чтобы чокнуться.

Макс лукаво усмехнулся:

– Неправильная оценка событий у тебя. Не в старых, а в удобных. Не на полу, а на ковре, за любимым делом, – он кивнул на карты, – и в приятной компании… С романтическими перспективами.

Аделия рассмеялась:

– Наглый ты, капитан Александров.

– Скромность красит только десятиклассниц. – Он встал и протянул девушке руку. – А я, если буду скромничать, то упущу девушку своей мечты.

– Это обо мне, что ли? – Она вложила пальцы в раскрытую ладонь, позволила себя поднять. Макс забрал у нее бокал, поставил на подоконник и привлек девушку к себе, галантно обхватив за талию.

– Ну, это же ты нагадала мне, что я сам определюсь со своей второй половинкой. Вот я и самоопределился. – Он приблизил девичьи пальцы к губам, поцеловал, не спуская при этом глаз с лица, наслаждаясь вспыхнувшим румянцем, смятением в глазах. – Можно, я тебя поцелую?

– С каких пор ты спрашиваешь?

– С этих. Новый год, я решил встать на путь исправления.

Девушка усмехнулась:

– Интересно, надолго ли тебя хватит? – Привстала на цыпочках и поцеловала его первой. В щеку, уколовшись мягкой щетиной.

Макс обхватил ее за плечи, привлек к себе. Рука легла на бедро, вторая – скользнула по позвонкам вверх, к основанию шеи.

– Боже мой, как хорошо! – прошептал в приоткрытые девичьи губы и поцеловал.

Эта ночь и он сам – на границе вчера и завтра. Несбывшиеся надежды и ожившие сны сплелись в дно неистовое желание. Аделия расцветала в его руках, загоралась ярко, ослепляя. Она двигалась ему навстречу, изгибалась от откровенных ласк. Гладила подушечками пальцев обнаженную кожу на его плечах и раз за разом повторяла его имя. Ветер тревожно скулил за окном, вздыхал, вторя их движениям. Оранжевый свет свечи метался по стенам, пока не выгорел дотла. Вместе с ней, тяжело опустившейся на подушки.

Макс не мог перестать целовать девичьи плечи, касаться пальцами трепетной кожи на ключицах, очерчивать, будто художник, острый подбородок, припухшие от его поцелуев губы. Ловить первые лучи рассвета, сизые и пустые, которые падали на ее разгоряченную кожу.