Солнце припекало, сидеть над мусоркой было почётно и сытно. Птицы, собаки, даже люди, подносящие новые «сокровища». — все внизу.

Власть. Кто хоть на секундочку испытал это чувство власти, никогда не забудет. Два кота, испытавшие это чувство, прочно сидели наверху мусорного контейнера и созерцали окрестности.

В кустах у старого киоска — странный шум. Бумагу рвут. Постойте-ка, вот оно: хвост, и на нём — наглая рыжая спина выдвинулась из кустов. Один из сидящих котов тоже был рыжим, и, глядя на то, как он весь напрягся и застучал хвостом по металлу, можно было бы предположить, что он с тем, в кустах, знаком.

Знаком, ещё как. В округе поговаривали, что тот, который в кустах, был его родным братом. Или родственником. Других рыжих в этом призаводском посёлке не встречалось. Издалека они были очень похожи, не отличишь. Более того, жили коты по соседству и терпеть друг друга не могли. Любая встреча кончалась дракой.

Тот рыжий был покрупнее, и удар его лапой был очень болезненным. Кот на мусорке напрягся. Если родственник подойдёт к мусорке, мордобоя не избежать. Всё шло к этому. Большой рыжий всё прятался в кустах, а потом появился, сел перед кустами и стал чиститься от клочков бумаги. «Писатель!» — малый рыжий отвернул морду. Напряжение росло.

Все знают, что коты делят территорию между собой и метят свою, оставляя отметки в разных местах. Большой и малый рыжий делали тоже отметки, но часто в одних и тех же местах. Они выясняли отношения при встречах, дрались до крови, но старались не увлекаться и избегать по возможности их. Завидев друг друга издалека, они останавливались, долго смотрели, присаживались и разбегались в разные стороны. Но если на их территорию заходил кто-то третий, тут они дрались отчаянно и безжалостно. По тропинке, тянущейся сзади от киоска к мусорке, беспринципно, просто нагло вышагивало нечто сиамской наружности. Оно чувствовало себя хозяином и вело себя непринуждённо и спокойно.

«Ы-ы-йа-а!» — поднялся возле кустов большой рыжий, что означало: «Приплыл ты, парень». Малый рыжий прижал уши к голове и спрыгнул вниз. Он выгнул спину, глаза его, только что томно созерцающие окружающий мир и щурящиеся на тёплое солнышко, стали круглыми и яростно дикими. Сиамец остановился меж молотом и наковальней, но ни капельки не испугался. Он был безразличен.

Рыжий большой, не очень разбирающийся в этикете, не стал избито шипеть, пугать, он сразу же напал. Большой и опытный, он моментально подмял под себя сиамца, и не прошло и полминуты, как тот позорно побежал к клёнам. Рыжий гнал его до тех пор, пока тот не залез на дерево и дальше на ветку, куда Большой не полез, а спустившись на землю, оглянулся торжествующе на мусорку, опять скрылся в кустах. «Уф, пронесло», — мурлыкнул под нос Маленький рыжий и успокоился. День обещал быть прекрасным.

А вот сиамцу продолжало не везти… Вначале он подумал, что пронесло. Вцепившись когтями в ветку, кот постепенно успокаивался и смотрел сверху вниз, как бы решая: спрыгнуть или, пятясь, спуститься с дерева. Вот он привстал слегка и напряг передние лапы, задние стал переставлять подальше назад. Ветка была крепка, но развернуться на ней он бы не смог, а вот отползти к стволу было несложно. Шаг за шагом, шаг за шагом, и он был бы уже на земле.

Но здесь ещё были вороны. Те самые вороны, которые обокрали немецкую овчарку, давно наблюдали за котом. Они сидели на ветке дерева, которое было пятым или шестым от того, где застрял кот.

Что им нужно было? Охраняли гнездо? Вряд ли. Кот сидел очень далеко от их гнезда. Но есть же другой повод, ох уж эта сила, злая сила: желание унизить, подчинить себе другого, желание безграничной власти над всем или хотя бы над кем-нибудь одним.

— Кар-кар! — сорвалась со своей ветки одна из ворон, облетела дерево, на котором застрял кот, и села на ветку, к которой он прилип. Ветка даже прогнулась слегка под её весом.

— Ка-юк, ка-юк! Ха-ар-ха-ар, ха-ар, — рассмеялсь большая тёмная птица с длинным мощным клювом. Она боком подошла к сиамцу и огляделась по сторонам: «Все видят?» А потом как долбанёт клювом и отскочила.

Кот прижал уши к голове, но сделать ничего не мог. Прыгнуть вниз — страшно, а отбиваться от вороны нечем.

Безопасно, никакого сопротивления со стороны жертвы. «Ка-юк, ка-юк», — покрутила ворона головой в разные стороны и опять к сиамцу: «Бац, бац!» клювом. А потом опять: «Бац-бац!»

Ворона долбила и долбила его, пока не устала. Оттолкнувшись от ветки, она вернулась на свое место, уступив место подруге. Так они летали по кругу, пока им не надоело. Кот от боли, страха и полной безнадёжности сидел на ветке до ночи. Утром его не стало. Когда слез и куда делся, никто не знал.

Мусорные короли ушли незаметно. Скучно. Здесь интерес, как в казино: игра, ставки, азарт, если игроки есть. К обеду же обычно разлетаются-разбегаются постоянные члены этого клуба, а залётные редки и трусливы.

К тому же провинциальные мусорки, в особенности в призаводских окраинах, всё больше — место для выступлений, кормят здесь плохо и редко. Такое чувство, что владельцы мусора, перед тем как его выносить, сами десять раз в нём покопаются.

Нищета.

«А всё же — весна! Пригревает. Грязь оттаивает и парит на солнце. Вот, неприятно, скользко, грязно, а чудо, и ждёшь этого всю долгую зиму», — думала дворняжка, стоя у дверей местного продмага, опустив хвост и провожая жалобным взглядом выходящих.

— Подайте бездомной, потерявшей кров и пропитание по причине бездушности людей. Хоть что-нибудь, хоть что-нибудь.

Подали наконец…

Ствол яблони у самого низа был вымазан чем-то липким. Первые группы муравьев не поверили своему чутью и влипли. Самые глупые, видя, что кто-то влип, разгонялись и пытались пробежать быстро.

— Если ножки переставлять быстро, то они не успеют прилипнуть. Те кто влип, двигались по-старому, медленно. А мы шустрые и враз преодолеем препятствие; тут долго думать не надо — беги и всё…

Теперь и первые, и вторые, и третьи стояли приклеенные… Да, были и третьи. Такие всегда находятся. Они не поверили первым и вторым, что те прилипли.

— Знаем мы вас, опять обман. Специально встали, дескать, нет прохода, а как только уйдём, сами к листочками поползут. Только ведь мы тоже не дураки. Встанем, постоим да подождём. Не всё же вам получать, делиться надо.

Вот и разделили судьбу первых и вторых. Дураку воля, что умному доля: сам себя губит.

Пополз жук. У него лапы мощнее и длиннее, чем у муравьёв. Шаг, другой, вот уже чистая кора, вот уже, вот уж-же!.. Передние лапки вперёд идти хотят, но задние не дают — прилипли.

— Ну что вы там копаетесь? — кричат им передние. — Опять из-за вас опоздаем!

На месте топчется жук, с боку на бок переваливается, то одну лапу пытается вытянуть, то другую, только ещё глубже в клейкую массу влезает, по самое пузо. Эх, не везёт!

— Ну вот, так и знали. Хоть не ходи с вами никуда. Как же так, у одного тела одна пара ног — умная, а две другие пары — глупые, — возмущаются передние, а сами скребут, скребут кору, да напрасно — крепко жук увяз.